– Ваше Величество, я говорю об измене, которая будет для государства гибельнее, чем потеря тысячи знамен на поле битвы. – Тут он приостановился и тихо продолжал: – Леди… леди Эдит…
При последних словах Кеннета лицо короля стало надменным и угрюмым, лишь глаза заблестели еще ярче:
– Что ты хочешь сказать о ней? Зачем ты упоминаешь ее имя? Какая связь между тобой и ею?
– Государь, – продолжал шотландец, – я узнал, что готовится заговор: хотят, чтобы вы дали согласие на брак леди Эдит с сарацинским султаном. Безумцы, они хотят такой ценой купить постыдный для Англии мир.
Это сообщение произвело на короля действие, совершенно противоположное ожидаемому. Казалось, Ричард Плантагенет возмутится, захочет узнать имена заговорщиков, а он еще больше разгневался на рыцаря.
– Замолчи, – воскликнул он, – бесчестный и дерзкий человек! Клянусь небом, что я прикажу вырвать раскаленными щипцами твой язык, если ты еще раз осмелишься произнести имя благородной леди. Знай, вероломный изменник, что мне давно известно, как далеко ты зашел в своих помыслах, но я все готов был простить тебе за твою храбрость, которая оказалась, к сожалению, мнимой. Посрамленный, уничтоженный, ты все-таки решаешься упоминать имя нашей родственницы и принимать участие в ее судьбе. Какое тебе дело, выйдет ли она замуж за сарацина или христианина? Что тебе заботиться о лагере, где храбрые рыцари превращаются в изменников и трусов? Ну, не все ли равно тебе, что я породнюсь с Саладином? Он храбр и правдив.
– Действительно, государь, – отвечал сэр Кеннет, – вам кажется странным, что человек, который скоро должен умереть, продолжает интересоваться мирскими делами, но если бы даже вы подвергли меня самой мучительной пытке, то и тогда я не перестал бы повторять Вашему Величеству, что дело это касается вашей славы. Осмелюсь еще раз доложить вам, государь, что если вы выдадите замуж вашу родственницу, леди Эдит…
– Молчать! Не смей даже думать о ней! – воскликнул Ричард, снова схватив секиру.
– Не произносить ее имени, не думать о ней! – сказал сэр Кеннет. Из робкого, униженного он мало-помалу становился прежним отважным и смелым, взор его загорелся, и речь полилась неудержимым потоком: – Клянусь святым крестом, в который верю, что ее имя никогда не сойдет с моих уст. Умирая, я буду повторять его, ее светлый образ не покинет меня до самого последнего вздоха. Ну, чего же вы ждете, моя голова открыта, воспользуйтесь случаем еще раз доказать вашу замечательную силу, и вы увидите, что моя решимость не поколеблется!
– Боже, мне кажется, что я схожу с ума, – произнес Ричард, обращаясь к де Во.
Видя, с каким мужеством преступник ждет удара, король вторично выронил из рук секиру.
Барон де Во не успел ответить королю, как в палатку вошел Невил с известием о прибытии королевы.
– Не впускайте ее, ради Бога, Невил! Королева не должна меня видеть таким расстроенным. До чего довел меня этот гнусный изменник!.. Де Во, – шепнул он исландскому рыцарю, – выведи его через другой ход из моего шатра. Запри его крепко, ты отвечаешь за него своей головой. Слушай, он будет казнен, но я не хочу с телом убивать его грешную душу, пришли к нему духовника. Постой, не уходи! Пусть он умрет как рыцарь, не снимай с него пояса и шпор. И хоть его преступление невозможно даже назвать, храбрость у него дьявольская.
Де Во был очень доволен, что окончилась эта тяжелая сцена, длившаяся так долго. Он не хотел, чтобы Ричард посрамил себя убийством не защищавшегося пленника и быстро вывел сэра Кеннета из королевской спальни в другой шатер, где его обезоружили и надели цепи на руки и ноги. Грустно и тяжело было смотреть барону де Во на все эти действия стражников, которым был поручен надзор за Кеннетом.
Когда эта тяжелая процедура окончилась, де Во обратился к несчастному преступнику и торжественно сказал:
– Король Ричард не хочет обесславить вас, ваше тело не будет подвергнуто четвертованию, и ваше рыцарское достоинство не будет посрамлено. Вы будете казнены на плахе мечом!
– Это доказывает, как великодушен и благороден король, – отвечал рыцарь голосом, в котором прозвучала радость по поводу оказываемой ему милости. – Позорная казнь не посрамит моего семейства. О, мой отец, отец…
Этот возглас, по-видимому, нашел отклик в загрубевшем сердце де Во: он ничего не мог сказать рыцарю, и только слезы навернулись на его печальные глаза.
– Ричарду Английскому угодно оказать вам еще одну милость, – сказал он, наконец несколько овладев собой, – он разрешил вам исповедаться. Когда я шел сюда, то встретил кармелитского монаха, который поможет вам со спокойной совестью перейти в новую жизнь. Он ждет. Не желаете ли принять его сейчас?
– Так пусть же он войдет поскорее! Как благороден Ричард, что не отказывает мне в этом последнем утешении. Я счастлив, что могу побеседовать со святым отцом, с жизнью я уже простился и теперь стою на распутье. Еще несколько мгновений – и я выйду на свою дорогу.
– Я хвалю вас, – с величавой важностью произнес де Во. – Я еще не все передал вам: король Ричард желает, чтобы казнь совершилась до наступления следующего часа.
– Да исполнится воля Бога и короля! – покорно ответил сэр Кеннет. – Я не стану просить об отсрочке казни.
Поручение короля было исполнено, и сэру де Во оставалось только удалиться из шатра. Дойдя медленными шагами до дверей, он остановился, чтобы еще раз взглянуть на шотландца, по-видимому, полностью ушедшего в благочестивые размышления. Суровый воин растрогался до глубины души: ему искренне было жаль молодого рыцаря, сидевшего с поникшей головой на связке соломы. Он не вытерпел и снова вернулся к нему, взял его за руку, закованную в цепь, и мягко заговорил с ним:
– Сэр Кеннет, ты ведь еще так молод, бедняга! У тебя есть отец на далекой родине! У меня тоже есть сын, оставленный мной дома на берегах реки Иртинг. От всей души я желал бы, чтобы он походил на тебя, чтобы его молодость протекла так же хорошо, как и твоя, если бы только не эта несчастная ночь. Откройся мне! Не могу ли я сказать что-нибудь в твою пользу королю?
– Нет, ты ничего не можешь сделать для меня, – печально возразил рыцарь. – Я покинул ночью свой пост, и вверенное мне английское знамя было похищено. Пусть поскорее готовят плаху и меч, а я успею приготовиться к смерти.
– Да помилует тебя Бог! – сказал де Во. – Чего бы только не согласился я отдать, чтобы сохранить тебе жизнь! Зачем я сам сегодня не стерег нашего знамени! Но я хорошо понимаю, что здесь какая-то тайна, да, я это чувствую всем своим существом, но что случилось на самом деле, я не знаю. Это не трусость! Трусы не сражаются с такой храбростью, как ты. Измена? Да нет, изменники не ждут смерти так спокойно! Верно, какая-нибудь хитрость или чье-то коварство вынудили тебя оставить пост. Может быть, чьи-нибудь страстные стоны растрогали твое молодое сердце? Или улыбка и жгучие поцелуи прелестниц обольстили тебя? Не стыдись же меня, старика, ведь мы все не безгрешны. Я прошу тебя, откройся мне, ну, избери меня своим духовником! Я постараюсь поговорить с Ричардом, ведь его гнев скоро проходит и, может быть, все снова будет по-прежнему… Что же ты молчишь? Неужели ничего не скажешь?
