Надя взяла Михаила за руку, и они отправились.
К следующему утру, 12 сентября, пройдя верст двадцать, они добрались до поселка Тулуновское, где сделали короткий привал. Поселок сгорел, жителей здесь не осталось. Надя всю ночь бродила по дороге, искала, не валяется ли где-нибудь на обочине брошенный врагами труп Николая. Но она тщетно обшаривала руины и вглядывалась в лица мертвецов. Похоже, Николай пока жив. Ноне затем ли ему сохраняют жизнь, чтобы подвергнуть жестокой казни, когда отряд прибудет в лагерь под Иркутском?
Надя изнемогала от голода, ее спутник тоже жестоко страдал, поэтому девушка была счастлива, когда в одном из покинутыхдомов поселка наткнулась на запас сушеного мяса и «сухариков» – это кусочки хлеба, высушенные посредством выпаривания и благодаря этому способные сохранять свои питательные свойства. Михаил и Надя нагрузили на себя столько, сколько могли унести. Таким образом, пропитание на несколько дней было им обеспечено, в воде же не могло быть недостатка здесь, где вся местность изборождена тысячами мелких ручейков, впадающих в Ангару.
Они продолжили свой путь. Строгов шел уверенным шагом, если и замедляя его, то лишь в угоду своей спутнице. Надя, не желая его задерживать, заставляла себя идти, хоть и через силу. К счастью, ее спутник не мог видеть, до какого жалкого состояния девушку доводит усталость.
И все же Михаил Строгов чувствовал это.
– Твои силы на пределе, бедное дитя, – вздыхал он порой.
– Нет, – отвечала она.
– Когда ты больше не сможешь идти, я тебя понесу, Надя.
– Да, Миша.
В тот день им пришлось перейти маленькую речку, но там был брод, и переправиться не составило труда.
Небо было пасмурным, температура – терпимой. Тем не менее следовало опасаться, что в довершение прочих бед может зарядить дождь. Кое-какие ливни уже выпадали, но они были непродолжительны.
Так они все время и шли, держась за руки. Разговаривали мало. Надя то смотрела вперед, то оглядывалась, проверяя, что делается у них за спиной. Два раза в день они устраивали привал. Отдыхали по шесть часов, ночью. В каких-то избушках Надя отыскала еще немного баранины – это мясо в здешних местах настолько в ходу, что фунт стоит всего две с половиной копейки.
Однако вопреки надеждам, которые, может быть, еще питал Михаил Строгов, в окрестностях им не встретилось никакихдомашнихживотных. Ни лошади, ни верблюда. Всех их либо увели, либо уничтожили. Так что предстояло продолжать тащиться по этой нескончаемой степи на своих двоих.
Следы третьей ханской колонны, которая прошла на Иркутск, попадались им то и дело. То лошадиный труп на дороге, то брошенная повозка… И весь этот тракт, словно вехами, был отмечен бездыханными телами несчастных сибиряков, особенно часто они встречались вблизи деревень. Надя, превозмогая отвращение, вглядывалась во все эти трупы!..
Но главная опасность была не впереди, она угрожала догнать их сзади. С минуты на минуту мог появиться авангард главной эмирской армии под командованием Ивана Огарова. Лодки, доставленные с низовий Енисея, должны были прибыть в Красноярск и незамедлительно послужить для переправы войска через реку. Тогда дорога для захватчиков будет открыта. Между Красноярском и озером Байкал никакой корпус русских не сможет преградить ее. Поэтому Михаил Строгов ежечасно ждал появления бухарских разведчиков.
И по той же причине Надя на каждом привале взбиралась на какой-нибудь холмик, повернувшись лицом к западу, напряженно всматривалась вдаль. Но покатам не было видно клубов пыли, возвещающих о приближении конников.
Потом снова шли, и когда до Михаила Строгова доходило, что уже не Надя его ведет, а он ее, бедную, тащит, молодой человек замедлял шаг. Говорили они по-прежнему мало и только об одном – о Николае. Девушка вспоминала все, что он сделал для них за те считанные дни, что они путешествовали вместе.
Михаил старался внушить своей спутнице хоть малую надежду, хотя в глубине души не находил ни проблеска этого чувства. Он-то понимал, что их несчастному другу не избежать смерти.
В один из этих дней он спросил:
– Почему ты ничего не рассказываешь мне о моей матери, Надя?
О его матери! Нет, этого Надя не хотела. Кчему растравлять горе? Ведь старая сибирячка умерла. Разве последний поцелуй, который сын запечатлел у нее на лбу, не был прощанием с покойницей, распростертой на плато близ Томска?
– Поговори со мной о ней, Надя, – настаивал Михаил. – Расскажи! Ты доставишь мне радость!
И тогда Надя сделала то, чего до сей поры избегала. Она рассказала обо всем, что происходило между ней и Марфой со времени их встречи в Омске, где они увиделись впервые. Вспомнила, как ее необъяснимо, инстинктивно потянуло к незнакомой старухе-пленнице, как она заботилась о ней, как та взамен ободряла ее. В ту пору Михаил Строгов еще был для нее всего лишь Николаем Корпановым…
– Которым я должен был оставаться до сих пор! – отозвался он, и его лицо омрачилось.
Затем, помолчав, добавил:
– Я не сдержал своей клятвы, Надя. Ведь я дал слово не видеться с матерью!
– Но ты же и не пытался увидеть ее, Миша! – воскликнула Надя. – Лишь волей случая ты столкнулся с ней!
– Но я поклялся не выдать себя, что бы ни случилось!
– Миша, Миша, опомнись! Как ты мог сдержаться, когда на Марфу Строгову замахнулись кнутом? Нет! Не существует такой клятвы, что запрещала бы сыну вступиться за свою мать!
– И все же я нарушил клятву, Надя, – упорствовал Строгов. – Да простят мне это Господь и государь!
Тогда девушка сказала:
– Миша, есть один вопрос, который я хочу тебе задать. Но если ты посчитаешь, что не должен на него отвечать, промолчи. Я на тебя не обижусь, как бы ты ни решил.
– Говори, Надя.
– Зачем ты так спешишь в Иркутск теперь, когда у тебя отняли царское письмо?
Строгов крепче сжал руку своей спутницы, но не вымолвил ни слова.
– Выходит, покидая Москву, ты уже знал его содержание? – продолжала Надя.
– Нет, не знал.
– Должна ли я думать, Миша, что тебя гонит в Иркутск только желание поскорее сдать меня с рук на руки моему отцу?
– Нет, Надя, – отвечал Михаил сурово. – Я обманул бы тебя, если бы позволил верить этому. Я иду туда, куда велит мой долг! Что касается необходимости привести тебя в Иркутск, кто, как не ты, Надя, теперь ведет меня? Разве не твоими глазами я вижу, не твоя руку направляет каждый мой шаг? Разве ты не возвращаешь мне сторицей все услуги, какие прежде я мог оказывать тебе? Не знаю, когда судьба перестанет нас преследовать, но в час, когда ты скажешь мне спасибо за то, что я вручаю тебя отцу, я должен буду благодарить тебя, что ты привела меня в Иркутск!
– Бедный Миша! – прошептала Надя, взволнованная до глубины души. – Не говори так! Это не тот ответ, которого я ждала. Скажи, почему ты так спешишь в Иркутск теперь, после всего, что случилось?
