– Виски. Вечер сегодня холодный, – сказал полицейский. – Мы с вами до сих пор как будто не встречались, советник?
– Вы, надо полагать, новый капитан? – спросил Макгинти.
– Да. Я капитан Марвин. Мы бы хотели, чтобы вы и другие видные жители города помогли нам наконец навести здесь порядок.
– Знаете, мы справимся с этим делом и без вас, капитан Марвин, – холодно сказал Макгинти. – В городе есть своя полиция, мы не нуждаемся в помощи извне. Тем более в помощи таких, как вы, наемников на содержании богатых капиталистов. Сколько людей, честных работяг, уже пострадало от ваших дубинок и револьверов?
– Что ж, понятно. Спорить с вами на эту тему я не собираюсь, – легкомысленно заметил полицейский. – Мы все выполняем свой долг так, как его понимаем, правда, понимаем-то мы его по-разному. – Он выпил свой виски и уже собрался уходить, как вдруг увидел Джека Макмердо, стоявшего у стойки с хмурым видом недалеко от него. – Кого я вижу! – воскликнул он, окидывая его взглядом. – Старый знакомый!
Макмердо презрительно подался в сторону.
– У меня друзей среди фараонов нет и никогда не было, – сквозь зубы процедил он.
– Знакомый не всегда друг, – широко улыбнулся капитан. – Ты Джек Макмердо из Чикаго, и можешь этого не отрицать.
Макмердо пожал плечами.
– А с чего бы мне это отрицать? – сказал он. – Я своего имени не стыжусь.
– Хотя, может, и следовало бы.
– Что? Какого черта! Что ты хочешь этим сказать? – тут же вспыхнул он, сжимая кулаки, как будто был готов броситься на полицейского.
– Не стоит, Джек, так шуметь, на меня это не действует. Я был офицером полиции в Чикаго еще до того, как приехал в эту чертову угольную дыру, так что на таких, как ты, преступников глаз у меня наметанный.
Макмердо побледнел.
– Только не говори мне, что ты – тот Марвин из центральной полицейской части Чикаго! – несколько взволнованно воскликнул он.
– Да, да. Он самый, старина Тедди Марвин, к твоим услугам. Убийство Джонаса Пинто мы еще не забыли.
– Я не убивал его.
– Неужели? Ну, раз ты так говоришь, это, конечно же, меняет дело… Только вот смерть его была для тебя очень выгодна, иначе ты бы пошел под суд за печатание фальшивых денег. Ну да ладно, забудем об этом. Между нами, хотя, конечно же, говорить тебе об этом я не имею права, но доказательств-то против тебя так и не собрали, так что в Чикаго ты можешь вернуться хоть завтра.
– Мне и здесь неплохо.
– Как знаешь. Но, я думаю, тебе стоило бы поблагодарить меня за эту весть.
– Что ж, ты, конечно, ничего плохого не имел в виду, так что большое спасибо, – не очень любезно отозвался Макмердо.
– Пока ты живешь тихо-мирно, и я поднимать шума не стану, – сказал капитан. – Но смотри, еще раз во что-нибудь вляпаешься, тогда уже просто так не отделаешься, даю тебе слово! Счастливо оставаться. До свидания, советник.
Как только полицейский ушел, по салуну прокатился одобрительный гул. Здесь уже давно ходили слухи о подвигах Макмердо в далеком городе Чикаго. Правда, до сих пор на любые вопросы он с улыбкой на лице отказывался отвечать, как скромный человек, не желающий лишней славы. Но теперь, когда все получило официальное подтверждение, посетители бара окружили его и стали искренне жать руку. Отныне он был, что называется, «принят в общество». Макмердо умел пить не пьянея, но в тот день, если бы рядом не оказалось его приятеля Сканлана, который отвел его домой, новоиспеченный герой наверняка заночевал бы в салуне под барной стойкой.
В субботу вечером Макмердо был принят в ложу. Он думал, что, поскольку в Чикаго однажды уже проходил обряд посвящения, на этот раз обойдется без церемоний, но в Вермиссе существовали свои обычаи, которыми местные вольные труженики очень гордились, и соблюсти их обязаны были все, кто готовился присоединиться к их числу. Собрание проводилось в специальном зале в Доме Союза. Присутствовало всего шестьдесят человек, но это никоим образом не передавало всей мощи вермисской организации, поскольку еще несколько лож существовало в долине и за окружающими ее горами. Все они в случае необходимости объединялись и обменивались членами, чтобы преступление совершали не местные братья, а люди со стороны, не известные в этих местах. Во всем шахтерском районе проживало не менее полутысячи вольных тружеников.
В большом пустом зале собравшиеся расселись за длинным столом. В стороне стоял еще один стол, уставленный бутылками и бокалами, на который кое-кто из присутствующих уже посмат ривал с нетерпением. Место во главе стола занял Макгинти. Он был в плоской черной бархатной шапочке, из-под которой выбивалась грива спутанных смоляных волос, на плечах у него висела длинная полоса светло-фиолетовой ткани, что делало его похожим на священника, проводящего какой-то сатанинский ритуал. По правую и по левую руку от него сидели самые важные чины организации. Среди них нельзя было не заметить и жестокое, но красивое лицо Теда Болдуина. На каждом из них был либо шарф, либо медальон, указывающий на его ранг. Большей частью это были мужчины в возрасте, но остальное собрание состояло из молодых парней от восемнадцати до двадцати пяти лет, сильных и смышленых агентов, готовых выполнять любые приказания сверху. По лицам многих старших было видно, какие свирепые, не знающие жалости сердца бьются у них в груди, но, глядя на рядовой состав, трудно было поверить, что все эти энергичные молодые люди с открытыми лицами – участники жестокой банды убийц. Их души были настолько извращены, что то страшное дело, которым они промышляли, являлось для них предметом особой гордости. Наибольшее уважение здесь вызывали те, кто лучше других умел делать «чистую работу», как они это называли.
Для их исковерканных душ не было большего подвига, чем вызваться на дело против человека, который не сделал им ничего плохого и которого они чаще всего никогда раньше и не видели. Вернувшись с дела, они спорили из-за того, кто нанес смертельный удар, и развлекали друг друга и компанию слушателей описанием криков и предсмертных мук жертвы.
Поначалу злодеи готовили и воплощали в жизнь свои темные дела втайне, но к тому времени, которое описывается в этом рассказе, они уже действовали почти в открытую, поскольку беспомощность полиции и полная безнаказанность убедили их, что, с одной стороны, никто не осмелится давать показания против них, а с другой – им легко разыщут множество свидетелей, готовых подтвердить любое алиби, и наймут самых лучших адвокатов в штате. За десять лет насилия и произвола ни одно преступление не закончилось предъявлением обвинения. Единственная угроза для «сердитых» исходила от самой жертвы, которой все же иногда удавалось оставить след на теле кого-либо из нападавших, несмотря на то что те всегда приходили неожиданно и целой группой.
Макмердо предупредили, что его ждет некое испытание, но, у кого он ни спрашивал, никто не стал объяснять, в чем оно заключалось. Двое молчаливых братьев торжественно ввели его в прихожую. Из-за деревянной перегородки доносился приглушенный гул многих голосов. Пару раз он различил свое имя и понял, что сейчас обсуждается его кандидатура. Через какое-то время из зала в прихожую вышел страж в зеленой с золотым перевязи.
