Местные не до конца воспринимали его своим, и, к своему стыду, попаданец только к середине зимы понял – почему. К стыду, потому что не догадался, а банально подслушал чужой разговор…
– Да аж из самой Тайной канцелярии проверяли, – услышал Игорь голос секунд-майора, – чист. Ну то есть перед нашим законом чист – никого не грабил, не убивал, не самозванец. А так… Мутят что-то. Сказали только, что он действительно Русин из Неметчины, да что точно – роду знатного. А вот какого – говорят, что и сами не знают.
– Да как это, – раздался удивленный голос ротмистра, – что знатный определили, а какого рода – нет?
– Да ты сам подумай, – с ехидцей ответил майор, – Игорь Владимирович, да танцевать умеет так, что… Да на шпагах биться, да и… В общем, типичный отпрыск знатного рода, которого учили лет этак до двенадцати, а потом… Что уж там случилось, понятия не имею, но некоторые его замашки говорят, что попутешествовать парню пришлось, да не как наемник… Я бы сказал, как член какой-то из ночных гильдий.
Раздался грохот, мат ротмистра, и попаданец понял, что в избе что-то разбилось. Разговор прервался, и он поспешил удалиться очень осторожно.
Только тогда парень начал всерьез обращать внимание на какие-то знаки, которых было предостаточно. Стыдобища… В свое оправдание он бы мог сказать только, что тут сработали очередные психологические «закладки» и он, что называется, «смотрел, но не видел».
Когда начал смотреть всерьез… Ну вот, к примеру, «Игорь Владимирович». Вроде имя как имя, ан нет, здесь пока что такое сочетание имени и отчества позволялось только людям знатным – с предками-князьями. Прямого запрета не было, но «самозванцев» сильно не любили. Далее – даже среди знати такие исконно русские имена были редкостью, что говорило о сильном фрондерстве предков.
Окончание на «вич» (Владимирович) – снова показатель, потому как крестьянин бы представился что-то вроде «Ивашка, сын Мишки» (это если бы вообще отца упомянул); дворянин или купец «с именем» – «Иван, сын Михайлов», и только по-настоящему знатный или состоявший как государственный деятель сказал бы: «Иван Михайлович».
Танцы – тоже «в строку», потому как они считались неотъемлемой частью образования благородного человека, а умение Игоря танцевать прямо-таки кричало о том, что его обучали с самого детства, да обучали самые крутые педагоги. Кстати, кулачному бою также обучали во многих дворянских и купеческих семьях на весьма приличном уровне, так что и здесь…
Наконец – фамилия «Русин» была воспринята не как фамилия, а как псевдоним. «Русинами» здесь часто называли русских, живущих за пределами России. Таких хватало в Польше, Германии, Скандинавии… К своему удивлению, парень узнал, что поселения славян, известные с древнейших времен, встречаются буквально повсеместно
[19]
. Ну и восприняли его как некоего «Игоря Владимировича из рода русского». А кто может скрывать свое настоящее имя? Аристократ с проблемами – кровная месть или что-то в том же духе…
Учитывая огромное количество славянских династий в Германии
[20]
и постоянные захваты сравнительно крупными немецкими государствами более мелких, обиженных претендентов на престолы (скорее, престолики) всевозможных государств было предостаточно. Вот за одного из таких аристократов и приняли Игоря.
С кулачными боями в качестве заработка пришлось завязать, начались нехорошие шевеления в его сторону у гвардии, и сослуживцы едва ли не слезно упросили парня прекратить на время бои. С большой неохотой, но согласился – только после того, как гефрейт-капрал Егор Репин пообещал научить его крестовому бою.
Эта польская школа считается одной из самых лучших, и единственный недостаток – низкая экономичность. Даже тренированному человеку крайне тяжело вести бой в такой манере больше, чем пару минут. Зато для кавалерийской рубки или боя в окружении – отменный вариант. И нет, для дуэлей не слишком хороший стиль – чисто боевой.
– Вот ведь… – удивился Егор после первой же тренировки, – слышал, что тебя умотать невозможно, но чтоб настолько… Взмыленный попаданец показанную серию смог повторять в течение двадцати минут в сумасшедшем темпе и был счастлив. Капрал же, почесав щетинистый подбородок, велел ему приходить ежедневно к штабу, через пару часов после обеда.
У штаба тренировался не только он, но и поручик Рысьев – непосредственный командир взвода, в котором служил Игорь. Прохор Михайлов после разъезда старших офицеров на зиму по домам остался замещать командира полка, потому и начал проводить свои тренировки именно у штаба, чтобы посетители не искали его.
Поручик – молодой еще мужчина, которому только-только исполнилось двадцать пять лет, был закаленным ветераном, отслужившим уже почти десяток лет и успевшим побывать в «горячих точках». В его облике и правда было что-то от большого хищного кота – семейное, по его словам. Немногословный, жутко брутальный, за несколько недель занятий он произнес едва ли несколько фраз. Поэтому когда он проронил:
– Чистая техника – не хуже, чем у меня, – то осчастливил парня.
Вообще-то говоря, Игорь не проиграл ему ни одного поединка, но сам себе честно признавался, что изначально выигрывал, скорее, за счет скорости, силы и выносливости, чем за счет тактики и техники. И нет, спортивно-дуэльные методы не слишком годились – крестовый бой предназначен для тяжелой сабли, и движения здесь от движений спортивного фехтования отличаются сильно. Так что, по сути, Игорю пришлось учить нечто новое, потому и так обрадовался.
С того дня поручик стал разговаривать с ним и вообще – выделять. В эскадроне только он да капрал Репин были дворянами, теперь же и попаданца признали за своего. Вскоре после этого он стал своим и для остальных дворян полка, а затем и соседних, «дружественных» полков. Между прочим, достижение, потому как дворянской грамоты у него не было – по вполне понятным причинам.
Завязав с заработками кулачного бойца, он долго думал – как бы заработать? Откровенно говоря, думалось хреново. То есть идей для прогрессорства – уйма, но все эти идеи требовали денег на свое воплощение, не обещая отдачи в принципе. Для примера он помнил, как можно сделать настоящий грифельный карандаш современного ему образца.
И что? Все равно требовался материал для опытов (а графит почему-то стоил сейчас очень дорого), какое-то оборудование – и денег на все это. А самое главное – смысл в затее появлялся только в том случае, если наладить достаточно крупное и желательно секретное производство. Зачатки патентного права только-только начали появляться в Европе, и любой ловкач смог бы заняться производством карандашей, узнав секрет.
