Дав выход гневу, Анжелина была готова провалиться сквозь землю. Она не обратила внимания на двух девочек, наблюдавших за ней с порога соседней комнаты. Это были племянницы Филиппа. Казалось, разыгравшаяся сцена весьма позабавила их.
— Редкая птица превратилась в тигрицу, — усмехнулась Камилла Кост. — Ты слышал, Капи? Покажи, что ты умеешь делать. О, барышня наконец-то улыбнулась!
Женщина обращалась к своей собачке. Та соскочила с дивана и подбежала к Анжелине. Сев на задние лапы, она принялась размахивать передней лапой.
— О, какая она крошечная! Я обожаю собак. У меня тоже есть собака, но раз в десять больше. Овчарка.
Анжелина говорила, не обращаясь к кому-либо конкретно, но ее слова пришлись по душе старой даме.
— Овчарка! — восторженно воскликнула она. — При жизни моего мужа мы держали трех овчарок. Шарль выпускал их в парк, и тогда горе тому, кто попытался бы тайком проникнуть в наш дом. Он кормил их бараниной. Но с тех пор, как овдовела, я довольствуюсь обществом Капи, помесью карликового пуделя и болонки. Наши овчарки умерли в тот же год, что и Шарль. Анжелина, садитесь. Давайте поболтаем. Филипп, твоя невеста любит собак. Ты мог бы мне сказать об этом раньше! Я принимаю ее в нашу семью.
Горничная принесла чай, и все сели за круглый стол, стоявший около дивана. Мари-Пьер представила своих дочерей. Одна из девочек была блондинкой, другая светлой шатенкой.
— Моя дорогая Анжелина, это Элеонора и Эжени. В следующем году они уедут учиться в Сен-Годан, в одно замечательное духовное заведение.
Девочки, которым было, соответственно, пятнадцать и тринадцать лет, улыбнулись. В бежевых платьях, перехваченными тонкими поясками, с белыми воротниками, они выглядели как две заговорщицы.
— Правда, что вы повитуха? Такая молодая! — спросила Элеонора, старшая девочка.
— Да, я получила диплом в конце ноября. Но я не такая уж молодая. Мне двадцать один год.
— Господи, если бы я могла вернуть свою молодость! — вздохнула Камилла Кост. — Так грустно увядать, становиться менее проворной, страдать от разных болезней. А тебе, Филипп, весной исполнилось сорок лет. Ты стареешь…
— Мама, прошу тебя. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом, а не о прошлом, собаках и болезнях?
Мари-Пьер ловко перевела разговор на тему, которая больше всего ее интересовала, — свадьбу брата.
— Вы уже назначили день, Анжелина? Полагаю, летом? Мы устроим обед в саду. А из церкви вы вдвоем приедете в коляске. Я украшу ее свежими розами, лилиями… Мы все очень довольны, что Филипп наконец женится.
— Что касается дня, я не знаю… — прошептала молодая женщина.
— Конечно, она не знает, — оборвала ее Камилла Кост. — Мари-Пьер, не утомляй ее всеми этими деталями. Сегодня мы празднуем помолвку. Во времена моей юности свадьбу порой играли через два-три года после помолвки. Они могут и подождать.
— Мама, я согласен, мы можем и подождать, — вступил в разговор Филипп. — Но что касается меня, то, если бы мне представилась такая возможность, я как можно раньше женился бы на Анжелине.
— Так что тебе мешает? — удивился зять Филиппа.
— Ничего конкретного. Мы решили подождать год. Анжелина хочет заниматься практикой в Сен-Лизье, и я уважаю ее волю.
— Весьма похвально с твоей стороны, — заметила Мари-Пьер. — Но хватит спорить.
Она раздала всем тарелки с бриошами и печеньем. Обстановка разрядилась.
«В конце концов, они простые в общении люди, даже гостеприимные, — думала Анжелина. — Похоже, я привыкну к ним».
Теперь Анжелине хотелось осмотреть дом, но главное, укрыться в отведенной ей комнате. Самое трудное было позади. Будущая свекровь приветливо смотрела на нее; Филипп и Дидье говорили о политике. Анжелина рассматривала богатое убранство гостиной. «Я обещала Жерсанде прислать длинное письмо. Я должна все ей описать, — говорила себе Анжелина. — Жерсанде здесь понравилось бы. Думаю, они поладили бы с матерью Филиппа».
После чаепития Мари-Пьер попросила дочерей проводить Анжелину на второй этаж.
— Главное, покажите звонок, чтобы она могла вызывать Фаншону, — сказала дочерям Мари-Пьер. — Наша гостья, несомненно, хочет отдохнуть от нашей болтовни.
— Идемте, мадемуазель, — с готовностью откликнулась Эжени. — Окна вашей комнаты выходят на реку Пик.
— Где мой чемодан? — забеспокоилась Анжелина.
— Мартин уже отнес его. Это наш дворецкий, муж кухарки, — пояснила Элеонора.
Ошеломленная Анжелина покачала головой. Значит, у Костов работали горничная, кучер, кухарка и дворецкий.
— А их сын — садовник. Его зовут Бебер, потому что он заикается. На самом деле он Альбер, — рассмеялась Эжени. — Вот ваша комната. Сегодня утром я срезала в саду несколько рождественских роз. Вы знаете, что это за цветы?
— Да, это морозники. У нас дома, в Сен-Лизье, растет несколько морозников вдоль стены, защищенной от ветра. Мне очень нравятся их белые венчики. В декабре мало цветов, поэтому мы должны быть благодарны морозникам.
Девочки переглянулись. Эта красивая молодая женщина с рыжими волосами и фиолетовыми глазами все больше очаровывала их.
— Мы покидаем вас, мадемуазель, — сказала Эжени. — Ужин будет подан в восемь часов. Ой, забыла. Дернув за тот золотистый шнур, вон там, около двери, вы сможете вызвать горничную Фаншону.
— Благодарю вас.
— Можно, мы покажем вам нечто необычное? — спросила Элеонора. — Посмотрите на эти линии, которые с трудом можно различить среди узора ковра. Это черный ход
[65]
. А ключ от замка лежит в глубине ящика комода. Эжени и я часто убегали через него, когда бабушка хотела наказать нас.
— Да, за дверью есть узкая лестница, ведущая в подвал дома. Оттуда легко попасть в сад. Никто не знал, что мы прибегали к такой уловке.
Девочки рассмеялись. Анжелина пообещала им, что непременно посмотрит на эту лестницу. Закрывая за сестрами дверь, она почувствовала облегчение. Ей хотелось в одиночестве насладиться красивой обстановкой комнаты, в которой ей предстояло прожить неделю. Стены украшали ковры, сотканные в Жуи: розовый орнамент на бежевом фоне. Тяжелые розовые портьеры обрамляли окна с внутренними ставнями, которые можно было утром открывать, а вечером закрывать. Такие ставни были несвойственны для Арьежа. «У нас ставни встречаются только в городе, да и то на внешней стороне домов. В горах же на всех окнах стоят крепкие решетки, чтобы в дом не смогли попасть воры или медведи…»
Анжелина провела рукой по всем предметам мебели в стиле рококо, восхищаясь их красотой. До сегодняшнего дня она даже не знала этого слова, но Филипп сказал своей невесте, что его мать и сестра отдают предпочтение мебели в этом стиле.
