— Как красиво, — тихо сказала Анжелина.
Потом она взглянула на двуспальную кровать с балдахином. Шелковое постельное белье было красиво вышито. Анжелина была очарована. Увидев еще одну дверь, она, сгорая от любопытства, открыла ее. Впервые в своей жизни Анжелина оказалась в ванной комнате. Взору ее предстали бронзовые краны, широкая ванна и раковина из розового мрамора с желтыми прожилками.
— Боже! Не может быть! Горячая вода!
После нескольких попыток открыть краны она наконец подставила руку под струю теплой воды. Никогда прежде Анжелина не видела такого комфорта. Ни в доме Жерсанды де Беснак, ни в больнице Святого Иакова, не говоря уже о Тарбе.
«Как уютно в этом доме! Вероятно, здесь центральное отопление. Кажется, на виллах и в термах древних римлян оно уже было. Я приму ванну…»
Эта мысль привела Анжелину в неописуемый восторг. Она стала быстро раздеваться и, развеселившись, вспомнила, что деревенские женщины считали чуть ли не кощунством мыть интимные части тела. Они были убеждены, что до такого безобразия могут опускаться лишь девицы легкого поведения. Но Анжелина прошла хорошую школу у своей матери Адриены, которая высоко ставила гигиену тела. «Мама, не знаю, видишь ли ты меня. Надеюсь, что видишь. Наверное, ты улыбаешься, ты, ставшая ангелом на небесах. Твоя Анжелина принимает ванну…»
Не привыкшая к подобной процедуре, женщина разделась прежде, чем ванна наполнилась водой. Наконец из кранов полились сильные струи. Анжелина ждала, перебирая толстые вафельные полотенца и вдыхая тонкий аромат туалетного мыла. Ее раздражало только одно: большое зеркало, висевшее на стене. Когда она замечала свое отражение, то сразу же отворачивалась.
«Боже, какая я глупая! Я же могу любоваться собой!»
Успокоенная шумом воды, Анжелина наконец посмотрела в зеркало. Она высоко подняла волосы, закрепив их длинными шпильками. Тотчас обнажилась ее тонкая стройная шея, такая же белая, как и все остальные части изящного тела. Покраснев от смущения, Анжелина любовалась своей высокой грудью, плоским животом, бедрами.
— Как странно видеть себя всю, — прошептала она, следя за движениями губ, отражавшихся в запотевшем зеркале. — Думаю, я очень красивая…
Довольная Анжелина повернулась и увидела, что ванна почти наполнилась. Она осторожно села в теплую воду и рассмеялась, испытывая новые, незнакомые ощущения. «Я об этом обязательно напишу мадемуазель Жерсанде: “Моя дорогая подруга, я открыла для себя наслаждение ванной комнатой…” Никогда в жизни я не была такой чистой, как в Люшоне! Чистой, как новая монета!»
Теплая вода помогла Анжелине расслабиться. Она намылила тело и закрыла глаза, охваченная приятной негой. В ее памяти поплыли воспоминания, мрачные и яркие, драгоценные и тягостные. Перед глазами замелькали образы, в ушах зазвучали мелодии. Она увидела лицо своей любимой матери, побледневшее перед последним вздохом; потом появился Гильем. Прежний улыбающийся Гильем, который тем вечером уложил ее на мох под дубами и сделал женщиной. Он дрожал от возбуждения, а она расплакалась. Он тихо попросил у нее прощения, и их тела слились воедино… К счастью, ему на смену пришел чарующий образ: Анри в синем бархатном костюмчике бежал по дороге вдоль реки, а за ним шла Октавия…
Анжелина подумала, что у нее остается очень мало времени: скоро придется рассказать Филиппу о своем прошлом. И тут заиграла скрипка… Луиджи пристально смотрел на нее своими черными глазами. Затем она услышала крики разъяренной толпы; вспомнилось окровавленное лицо цыгана, привязанного к лошади жандарма…
Анжелина резко выпрямилась, забрызгав водой пол.
— Я не должна больше думать об этом! — упрекнула она себя. — Который час? Я даже не разобрала чемодан!
Анжелина вылезла из ванны и обернула тело широким белым полотенцем. Вбежав в комнату, она с беспокойством посмотрела на часы, висевшие над камином из белого мрамора. Небо уже начало приобретать золотистый предвечерний цвет.
— Пять часов. Слава богу, у меня еще есть время!
Но Филипп Кост нарушил планы Анжелины. Он уже несколько раз стучал в дверь, но в ответ не слышал ни звука. Охваченный паникой, он стремительно вошел в комнату и увидел свою полуобнаженную невесту. В полумраке ее мокрое белое тело блестело.
— О, мне очень жаль! — воскликнул он. — Я подумал, что вам нехорошо, моя дорогая.
И все же Филипп не мог заставить себя уйти, покинуть эту изящную наяду, в которую был влюблен без памяти.
— Прошу вас, Филипп, уходите. Неприлично стоять на пороге.
Но он быстро закрыл дверь и запер ее на ключ, что забыла сделать Анжелина.
— Простите меня, — продолжал Филипп. — Я соскучился. Я поднялся, чтобы посмотреть, как вы устроились. Какая вы красивая! Будущий муж имеет право полюбоваться несколько минут своей будущей женой. Я не дотронусь до вас, вы это прекрасно знаете. Хотя мне придется сделать над собой нечеловеческое усилие.
Растроганная Анжелина поправила полотенце на груди. Филипп вел себя деликатно, любезно, почтительно. Анжелине захотелось немедленно отдаться ему, не дожидаясь первой брачной ночи, поскольку она чувствовала себя немного виноватой. «После того как мне вручили диплом, он проводил меня до вокзала Буссанса, а потом вернулся в Тулузу. Я не видела его несколько недель, но вчера, увидев в Буссансе, на нашем маленьком вокзале, как он его называет, я не испытала особого волнения. Почти месяц я жила вдали от него, вместе с моим отцом, Октавией, Жерсандой и, главное, с моим малышом. Я упивалась свободой, ухаживала за ослицей и Спасителем, гуляла вместе с сыном вдоль укреплений. Боже, какая я неблагодарная!»
— Анжелина, дорогая, — говорил тем временем доктор. — Надо зажечь лампы, поскольку от этого волнующего полумрака, вашего молчания и обнаженных плеч у меня кружится голова. Анжелина, моя принцесса…
Филипп ласкал ее взглядом, плотно прижав руки к своему телу, чтобы не поддаться искушению.
— Я не принцесса, — возразила Анжелина. — Скорее, пастушка, встретившая щедрого и нежного принца.
— Вы еще ребенок и живете в волшебной сказке… Увы, нет! Я сорокалетний мужчина, которому посчастливилось родиться в зажиточной семье уважаемых потомственных врачей Люшона. Вы, моя дорогая, такая красивая, такая непорочная, украсили мою жизнь. Я перед вами в неоплатном долгу.
Анжелина подошла к Филиппу. Она чувствовала потребность забыть о прошлом, о подлинной себе, которая вовсе не была ни чистой, ни непорочной.
— Один поцелуй, — сказала Анжелина. — Потом я зажгу лампы и буду готовиться к ужину в честь нашей помолвки… в вашей семье.
— Господи! Вы огорчены, что все так получилось? — сокрушался Филипп. — Но мы же вместе так решили! Обед с вашим отцом, а ужин в моем доме.
— Да, через полгода. Впрочем, неважно. Не надо заблуждаться, Филипп, не надо лукавить. Я не представляю, как бы мой бедный отец встретился с вашей матерью в вашей роскошной гостиной. Говорят, что нет плохих профессий, но сапожник… здесь…
