Анжелина думала о сыне, который начал свое существование в ее животе и провел там девять месяцев.
— Анжелина Лубе, вы не прокомментировали свои действия! — недовольно сказала главная повитуха.
— А что я должна была сказать, мадам Бертен? — прошептала Анжелина.
— Вы должны были произнести то, что будете говорить будущей матери при подобном осмотре. Он очень смущает ее. Вы должны объяснить, что собираетесь делать, успокоить ее, как советовала мадам дю Кудре. Я цитирую: «В преддверии родов необходимо как можно более ласково утешать женщину. К этому обязывает ее болезненное состояние. Но делать это надо весело, чтобы у нее не возникло страха перед родами. В ее присутствии нельзя перешептываться, иначе она начнет волноваться и опасаться досадных последствий»
[31]
.
— Мне очень жаль, но я не подумала об этом, мадам Бертен, — ответила побледневшая Анжелина.
— Садитесь, — резко ответила главная повитуха. — Во время учебы и потом, когда вы окажетесь наедине со своей пациенткой, вы должны проявлять инициативу. От вас, Анжелина Лубе, я жду хотя бы немного смелости. Ни одна из вас не дотронется до роженицы, не попрактиковавшись на этом аппарате. Дирекция больницы взяла его в аренду на два месяца. Так что работы вам хватит. И последнее: я категорически запрещаю подходить к этому дорогостоящему механизму в мое отсутствие.
Медсестра, сидевшая неподвижно во время занятия, с беспокойством посмотрела на стенные часы. Потом она встала и что-то тихо сказала мадам Бертен.
— Выходите! — распорядилась главная повитуха. — Быстрее! Быстрее! Дезире Леблан и Одетта Ришо, вы пойдете со мной и будете присутствовать при родах. Ребенок одной из моих пациенток должен появиться на свет до полудня.
Ученицы, обменявшись восторженными взглядами, поспешили за мадам Бертен. Анжелина, прижав руки к груди, с трудом сдерживала слезы.
— Не хнычь, — прошептала Магали ей на ухо. — Мамаша Бертен просто корова. Я тоже не смогла бы выговорить ни слова, засунув руку в эту штуковину. Говори, как там внутри? Мягко? Холодно?
Все девушки засмеялись, кроме Арманды, самой старшей из всех. Анжелина, чувствуя себя униженной, не стала отвечать и побежала прочь. Спустившись вниз по лестнице, она вышла на улицу. Было очень холодно. Ночью подморозило, и трава в больничном парке была покрыта инеем.
«Я глупо выглядела бы, разговаривая с манекеном, — думала Анжелина, быстрым шагом идя по аллее. — Мадам Бертен посмеялась надо мной. Она меня не любит, я это чувствую. Мы же не в театре, чтобы делать вид, будто имеем дело с настоящей пациенткой! С момента своего приезда я ни разу не подошла к рожающей женщине. А ведь надо смотреть, наблюдать и слушать, чтобы чему-нибудь научиться».
Инцидент не давал Анжелине покоя, усугублял тоску по дому и ребенку. Она прислонилась к сероватому стволу платана. Наконец-то можно выплакаться вволю!
— Эй, мадемуазель Лубе, — раздался мужской голос. — Что происходит?
Анжелина узнала низкий голос доктора Коста. Он уже не раз пытался заговорить с ней, вернее, делал это каждый раз, когда встречал молодую женщину. Смущенная, что ее застали врасплох, Анжелина вытерла слезы кончиками пальцев.
— Да что с вами? — продолжал настаивать доктор. — Надеюсь, вы не получили плохих известий от вашей семьи?
— Нет, доктор, — сухо ответила Анжелина. — Просто был один неприятный инцидент, но ничего серьезного.
Анжелина дрожала от холода, и поэтому ей было трудно говорить. Филипп Кост заметил это.
— Возвращайтесь в больницу. Стоя на холоде, вы рискуете заболеть. Это было бы весьма прискорбно, поскольку сегодня, во второй половине дня, мне потребуется ассистентка. Я подумал о вас.
Анжелина не верила своим ушам. Она недоверчиво посмотрела на доктора и сочла необходимым возразить ему:
— Но я еще такая неопытная!
— Не вам об этом судить, — ответил доктор Кост, улыбаясь. — Я читал ваше личное дело. Ваша мать была повитухой, и вы помогали ей в течение двух лет. Полагаю, вы многому научились.
Ошеломленная Анжелина не знала, что и ответить. По взгляду и голосу своего собеседника она интуитивно чувствовала, что он пытается ее соблазнить. Хватит, что Гильем Лезаж воспользовался ее наивностью, больше подобного не повторится.
— Хочу уточнить. Я читал личные дела всех новых учениц, не только ваше, — добавил доктор Кост. — Так или иначе, но вы не можете отказаться. Вы подчиняетесь мне.
Казалось, он вдруг смутился под пристальным взглядом фиолетовых глаз.
— В таком случае, я с радостью подчиняюсь, — заявила Анжелина.
Филипп Кост долго молча смотрел на молодую женщину. Он находил ее красавицей с удивительно тонкими чертами, выдававшими породу. Действительно, у Анжелины были розовые губы и очаровательные бездонные глаза, впрочем, смотревшие довольно сурово. Он привык иметь дело с женщинами разных возрастов и сразу понял, что Анжелина была зрелой женщиной, которой довелось много страдать. С тех пор, как он заговорил с ней на вокзале Буссанса, ее образ настойчиво преследовал его. Доктор до сих пор оставался холостяком. Время от времени он вступал в отношения со светскими дамами, искавшими любовные приключения, но никогда по-настоящему не влюблялся. Анжелина за несколько дней завоевала его сердце.
— Я в вашем распоряжении, — тихо сказала Анжелина. — В котором часу я вам понадоблюсь? И в каком зале?
— Приходите в мой кабинет в пять часов. У одной из моих пациенток схватки продолжаются со вчерашнего вечера. Я боюсь, что там ягодичное предлежание плода. Но я отказываюсь делать кесарево сечение, поскольку уровень смертности в этом случае остается по-прежнему ужасающим
[32]
. Прошлым летом одному из моих коллег удалось провести успешную операцию, но после скольких неудач! Когда вы помогали своей матери, ей наверняка приходилось сталкиваться с ягодичным предлежанием. Что в таких случаях она делает?
Казалось, доктор Кост интересовался искренне. Он с нетерпением ждал ответа.
— В своем личном деле я не указала, что моя мать, Адриена Лубе, умерла, — призналась Анжелина. — Трагический несчастный случай. Это произошло два года назад. Да, я видела, как она принимала роды, когда ребенок шел ягодицами. Для нее это не было особой проблемой. Довольно часто ей даже удавалось различными манипуляциями перевернуть ребенка перед самими родами. Она была очень известной, умелой повитухой, внушающей доверие. Я хочу быть достойной ее.
Доктор добавил:
— Если у вашей матери были такие же руки двенадцатилетней девочки, как у вас, то ее ловкость и отвага меня ничуть не удивляют. Это очень важная деталь!
И он с горькой улыбкой протянул к Анжелине свои руки.
