— Идите, доктор, — разрешил полицейский.
После ухода доктора Коста Анжелина почувствовала себя одинокой. В столовой была гнетущая атмосфера, и разгневанное выражение лица мадам Бертен не улучшало положения дел. Скрестив руки на груди, она вглядывалась в лица своих учениц.
В начале четвертого полицейский встал и откланялся. Мсье Жандрон ушел раньше, пообещав подать жалобу на дирекцию больницы.
— Все эти разговоры не вернут нам Люсьену, — прошептала Дезире на ухо Анжелине. — Только бы жандармы начали ее искать!
— Конечно, они будут ее искать. Полицейский сказал мсье Жандрону, что специальная бригада обыскивает квартал, прилегающий к больнице, — тихо ответила Анжелина. — Они будут искать и Луиджи. Но я думаю, что он давно сбежал.
Мадам Бертен хлопнула в ладоши. Мертвенно-бледная, с мрачным взглядом, она принялась распределять задания.
— Арманда Бланшар и Софи де Монтель, отправляйтесь в зал № 2, сделайте уборку и поменяйте простыни. Дезире Леблан и Мария Фэ, уберите учебный зал. Одетта Ришо, идите к доктору Косту в зал № 3. Скажите, что это я вас прислала. Анжелина Лубе, пройдите в мой кабинет.
— Хорошо, мадам.
Анжелина смирилась с тем, что ей придется выслушать гневную проповедь, и в кабинет, уставленный стеллажами с историями болезней, вошла без всякого страха. Главная повитуха не предложила ей сесть.
— Это ненадолго, Анжелина, — сказала мадам Бертен. — Вы можете собирать чемодан. Вы отчислены. Это окончательное решение. Мне было бы тяжело проявить к вам хотя бы немного снисходительности. Как ни от кого другого, от вас я ждала примерного поведения, строжайшего выполнения больничного регламента, поскольку вы были моей лучшей ученицей. В ту минуту, когда Одетта Ришо сообщила вам об отсутствии Люсьены, вы были обязаны поставить меня в известность. А ваша ночная прогулка по парку! Это недопустимо, на мой взгляд. Не стоит спорить, не утруждайте себя. Молите Господа, чтобы мадемуазель Жандрон вернулась живой и здоровой. Разумеется, она тоже будет немедленно отчислена.
Новость ужаснула Анжелину. Она пожертвовала неделями, месяцами своей жизни как матери, чтобы получить диплом. И вот в середине учебного года все ее мечты рушились.
— Мадам Бертен, это несправедливо! — воскликнула она. — Я ничего не сделала, я просто хотела помочь другой ученице. Мы все были согласны с этим. Почему наказывают меня одну?
— На мой взгляд, это очевидно, Анжелина Лубе. Вы нарушили регламент, покинув дортуар поздно вечером. К тому же ваша связь с акробатом не позволяет вам получить диплом. Может идти!
Почувствовав комок в горле, Анжелина вышла. Она была подавлена, но одновременно и возмущена. Вместо того чтобы направиться в дортуар, она, пренебрегая распоряжениями главной повитухи, пошла в зал, где находился доктор Кост. Он мыл руки, а улыбающаяся мадам Моро поздравляла пациентку с рождением здорового мальчика.
— Боже, что еще случилось? — тихо воскликнул Филипп Кост, увидев Анжелину, дрожавшую всем телом, бледную, как покойник.
— Я должна с вами поговорить, но не здесь, — прошептала она. — Прошу вас, это очень важно.
— Люсьена?
— Нет! Я подожду вас в коридоре.
Не в состоянии взять себя в руки, Анжелина вышла. Она часто жалела, что ей приходится жить в разлуке с сыном, отцом, дражайшей мадемуазель Жерсандой и Октавией. Но отчисление означало, что она никогда не сможет быть повитухой, и это было невыносимо.
Вскоре Филипп Кост вышел в коридор. Он нежно обнял ее, скорее, жестом отца, чем любовника. Но Анжелина не обратила на это внимания.
— Меня отчислили, — упавшим голосом сообщила она. — Мадам Бертен требует, чтобы я немедленно уехала.
— Как?! Почему вас подвергли столь суровому наказанию?
— Я поклялась маме на ее могиле, что стану повитухой, достойной ее, — простонала Анжелина. — Теперь все кончено. Мне не остается ничего другого, как собрать вещи и заняться шитьем. И все из-за Люсьены!
— Все же вас следует пожурить. Я был очень разочарован, узнав, что вчера вечером вы встречались с этим мужчиной, соблазнительным и отважным, по словам всех учениц. Мне хотелось бы верить, что он не покушался на вашу добродетель, хотя вполне мог воспользоваться вашей неосторожностью.
Анжелина, объятая бесконечной печалью, покачала головой. Доктор Кост подумал, что никогда прежде он не видел ее столь красивой, столь хрупкой. В фиолетовых глазах Анжелины застыл ужас.
— Вы заблуждаетесь, — резко сказала она. — Будет лучше, если я уйду.
И удалилась, не одарив его напоследок улыбкой. Судьба Анжелины резко изменилась, подобно ручью, которому приходится постоянно огибать препятствия, и поэтому он не может течь прямо. «Вчера, в обществе доктора и его сестры, я осмелилась помечтать о той светской жизни, которую Жерсанда так хочет для меня. Я уже видела себя замужем за известным акушером после роскошной церемонии в церкви, где на мне было великолепное белое платье. Но этот союз был бы основан на лжи. Да, если бы вы знали, Филипп, что я уже познала мужчину, что у меня есть от него ребенок! Учитывая вашу профессию, я не сумела бы обмануть вас насчет моей девственности, и вам пришлось бы испытать адские муки, ведь вы такой ревнивый!»
Анжелина с облегчением вошла в безлюдный дортуар. Она бросилась на постель и зарыдала во весь голос.
Анриетта Бертен была в своем кабинете. Сняв белый чепец, она устало провела рукой по седым волосам, собранным на затылке в узел. Будучи правоверной католичкой, она молилась за спасение Люсьены Жандрон, чувственность и темперамент которой поразили ее в тот самый день, когда она увидела девушку в школе повитух.
«Я легко распознаю природу человека теперь, когда повидала здесь столько девушек, чаще совсем юных, жадных до знаний, или кокетливых, взбалмошных, равнодушных к судьбам пациенток. Я мгновенно делю их на тех, кто не задержится у нас дольше месяца, и на усидчивых, прилежных, преданных делу, как Анжелина Лубе. Я все душой желаю высказать свое мнение Люсьене…»
В дверь постучали. Не дождавшись ответа, в кабинет вошел Филипп Кост. Он был в белом халате. Его светлые глаза под очками сверкали от гнева.
— Мадам, мы должны объясниться, — холодно сказал он. — Не только вы одна учите акушерскому искусству молодых особ, которые блестяще выдержали вступительные экзамены. Я имею право судить о ваших действиях.
— Доктор, извольте сохранять спокойствие, — прервала его главная повитуха. — Я руководствуюсь внутренним регламентом родильного отделения больницы, и, нравится вам это или нет, только я одна могу принимать определенные решения.
— …И отчислить Анжелину Лубе. По-моему, вы злоупотребляете данной вам властью. И вы не знаете одной очень важной детали: в следующем месяце мы собираемся отпраздновать помолвку.
Повитуха надела чепец и посмотрела на свои короткие широкие ногти.