Одри так крепко обняла дочь, что они едва не задохнулись.
— О, дорогая, это самая лучшая новость! — воскликнула она, чувствуя, что вот-вот расплачется. — Ты ведь его очень любишь, правда? — сказала она, отстраняясь и продолжая гладить лицо и вглядываться в сияющие осенним светом глаза Леоноры.
— Я до боли люблю его.
— Я знаю. Но это — особая боль. Самое чудесное чувство. Это рай на земле, и ты заслужила это счастье.
— Мамочка, я так счастлива, мне все время хочется плакать! Это естественно?
Они обе рассмеялись. Одри вспомнила, какой силы чувство проснулось в ее сердце, когда Луис впервые задел его струны.
— Любовь — самое естественное чувство в мире. Небо благословило тебя, моя дорогая, — ты выйдешь замуж за человека, которого любишь. Ты даже не представляешь, как много людей не знают, что такое любовь. Они проживают жизнь в поисках любви, пока это не становится движущей силой их существования. Но она ускользает от них. Жизнь — азартная игра, и можно достать козырную карту, когда меньше всего ждешь этого.
— Я никогда не думала, что Флориен ответит мне взаимностью.
— Ты была терпеливой, и теперь твое терпение вознаграждено.
— Когда ты встретила папу, ты тоже влюбилась? — спросила Леонора. Они никогда раньше об этом не говорили, но сейчас, когда она сама собиралась замуж, ей было интересно послушать, что скажет мама.
Одри помолчала.
— Твой отец — самый благородный мужчина, которого я когда-либо встречала. Он хороший человек, честный и добрый. Я знаю, что он подходит мне. Я знала: мне повезло, что он полюбил меня. Когда человек молод, ему хочется приключений и страстей, но за свою жизнь я поняла, что нужно ценить качества, которые на первый взгляд часто остаются незамеченными. Наша любовь никогда не была пожаром, скорее, она глубокая и нежная. Твой отец — хороший человек.
Леонора хотела рассказать матери, что ее чувство бьет через край, переполняя ее, но испугалась, что та не поймет.
Грейс поджидала отца у дороги, сидя на солнышке и играя со своими садовыми феями, которые танцевали над белыми розами, растущими перед домом.
Увидев машину Леоноры, Сесил удивленно поднял брови.
— Лео в саду с мамочкой. У нее для тебя новости.
— Надеюсь, хорошие, — сказал он, вынимая с заднего сиденья коробку с кукольным домиком.
— Конечно. Я всегда говорила, что Лео будет счастлива. — Девочка встала и подошла к нему. — Это мой домик?
— Да.
— Он же плоский!
— Когда я все сделаю, он будет хорошим.
— Папочка, ты такой умный!
— Когда твоя тетя Сисли была маленькой, у нее тоже был кукольный домик. Ты можешь поселить в нем своих друзей-духов.
— Глупый, духи могут проходить сквозь стены!
— Как бы я хотел быть духом!
— А ты и так скоро станешь им, потому что ты очень старенький.
Сесил улыбнулся ее непосредственности. После переезда призраки прошлого покинули его сознание. Он от всего сердца полюбил Грейс. Не пытаясь понять ее, научился принимать ее странности, а не бояться их. Она ходила в городскую дневную школу, и он стал помогать ей с домашними заданиями. Они часто сидели вместе за кухонным столом и обсуждали королей и королев Англии, арифметику и биологию, пока Одри готовила ужин. Девочка была очень любознательной, и чем больше он ей рассказывал, тем больше ей хотелось знать. Грейс была очень способной, и ей никогда не надоедало учиться. Наконец-то Сесил нашел подходящую для себя роль! Он не верил в садовых фей и духов, но мог удовлетворить ее тягу к знаниям. С огромным удовольствием и гордостью он наблюдал, как подрастает малышка. И только Одри знала, что он тоже рос в своем доверии, потому что особое обаяние Грейс тронуло и его сердце.
Когда Леонора сообщила ему новость, он положил коробку и тепло похлопал ее по спине.
— Какие хорошие новости, — сказал он, но в голосе прозвучали нотки сомнения.
Одри тотчас же поняла, что его беспокоит, и вдруг представила, что сказали бы по этому поводу «крокодилицы». Но Луис заставил ее узнать, какова цена настоящей любви, и она была готова бороться за дочь. Она была уверена в своей правоте, хотя, может быть, и не должна была бы соглашаться на этот брак.
— Сесил, Леонора и Флориен любят друг друга.
— Я люблю его, папа. Всегда любила, — сказала Леонора.
— Им судьбой предначертано быть вместе, пап, — беззаботно добавила Грейс, подпрыгивая то на одной ножке, то на другой. Взгляд ее ни на минуту не отрывался от коробки с домиком. — Я давно это знаю, но я обещала не предсказывать будущее после случая с Нелли. Поверь мне, я знаю.
— Я беспокоюсь о твоем будущем, Леонора. Вы из разных сословий. Ты хорошо подумала?
— Мне не нужно думать, — ответила она и широко улыбнулась матери.
— Он цыган, — сказал Сесил, потирая подбородок.
— Я тоже стану цыганкой, папа. Я счастлива, чего еще ты можешь хотеть?
Сесил снова посмотрел на супругу и покачал головой.
— Моя милая Леонора, я бы не выполнил отцовский долг, если бы не задал этого вопроса. Раз ты счастлива, значит, я тоже счастлив. Я даю тебе мое благословение. — Улыбка преобразила его, на мгновение вернув лицу утраченную красоту и молодость.
— Спасибо! — воскликнула Леонора, обнимая его. Его мнение значило для нее гораздо больше, чем она себе представляла.
— Можно, я буду подружкой невесты? — спросила Грейс, продолжая прыгать вокруг коробки.
— Ты и твои феи, — сказала Леонора.
— Здорово! Я буду танцевать в церкви в бальном платье!
Одри улыбнулась Леоноре, которая расхохоталась.
— А я стану цыганкой, — сказала она, — и буду жить в красивом фургоне в поле!
— В мое время жених просил руки у отца девушки, — сказал Сесил.
— О, Сесил! Господи, ведь на дворе семидесятые, — возразила Одри. — В наши дни все было по-другому. Флориен — цыган. Возможно, у них свои правила, — добавила она. А что, если дети решат играть свадьбу в лесу, как какие-нибудь хиппи?
— Он слишком застенчив, чтобы просить моей руки. Но он ждет твоего благословения.
— Ты его уже получила, моя дорогая, — радостно воскликнула ее мать. — У вас есть наше родительское благословение. Никто не заслуживает счастья так, как ты!
В этот момент Грейс расхохоталась. Все обернулись и удивленно посмотрели на нее.
— Почему ты смеешься, любовь моя? — спросила Одри.
Грейс сделала большие глаза.
— Сегодня Алисия приедет домой и очень разозлится. — Затем она повернула свое оживленное личико к отцу. — Папочка, эта коробка так и будет лежать на земле, или ты все-таки построишь мне дворец?
