Айла была на полтора года младше Одри. Упрямая и непослушная, она получила в дар от природы кожу цвета бледного меда и губы, легко складывавшиеся в лукавую улыбку, которая очаровывала людей, даже когда Айла не делала ничего, чтобы заслужить их внимание. Айла была немного ниже сестры, но казалась выше, оттого что слегка подпрыгивала при ходьбе и обладала чрезвычайной самоуверенностью, которая заставляла ее прямо держать спину и расправлять плечи. Она наслаждалась всеобщим вниманием. У местных жителей она переняла манеру плавно жестикулировать во время разговора, что не ускользало от людских глаз и вызывало восхищение.
Красота Одри была классической: прелестное лицо, задумчивый взгляд. Она обожала романтические повести и лирическую музыку. Как любая мечтательная девушка, она часами сидела в шезлонге в клубе, представляя себе мир, находящийся за пределами территории клана, к которому она принадлежала. Тот мир, где страстные и решительные мужчины танцевали со своими возлюбленными под звездами в облаках аромата жасмина на брусчатых улицах Палермо. Ей ужасно хотелось влюбиться, но мать полагала, что она слишком мала, чтобы впускать в свои мысли романтику. «Для любви у тебя впереди много времени, моя дорогая. Подожди, скоро придет твой черед, — говорила она, посмеиваясь над мечтательностью своей дочери. — Ты читаешь слишком много романов, в жизни все по-другому». Но Одри инстинктивно чувствовала, что мама не права. Она знала, что такое любовь, будто уже испытала ее в другой жизни, и душа девушки в тягостной ностальгии тосковала по ней.
— Вот и мои прелестные племянницы! — воскликнула тетя Эдна, увидев девочек. Затем наклонилась к сестре и прошептала: — Роуз, они хорошеют с каждой минутой! Недалек тот день, когда мужчины начнут за ними ухаживать. За Айлой придется следить, — ее глаза заблестели, — для большей уверенности.
Тетя Эдна, бездетная вдова, с типичным британским стоицизмом и здоровым чувством юмора ухитрялась сглаживать трагедии своей жизни. Она утоляла материнский инстинкт, обнимая своих племянников и племянниц, как будто это были ее собственные дети. Тетя Хильда выпрямилась и с негодованием посмотрела на Одри и Айлу. Ее собственные дочери были худыми и некрасивыми, с желтовато-болезненным цветом лица и пассивным характером. Она часто терзалась мыслью, что, если бы они были мальчиками, пускай даже непривлекательными, шансов успешно женить их было бы намного больше.
— Девочки, присаживайтесь, — продолжала тетя Эдна, барабаня пальцами по стоящему рядом стулу. Унизанные кольцами, они казались еще более полными. — Мы говорили о…
— Не при детях, — по-французски перебила ее Роуз, наливая себе еще одну чашку чая.
— Ну, мама, скажи, — стала канючить Айла, повернувшись к тете Эдне, которая подмигнула ей в ответ. Если мама не скажет им сейчас, тетя сделает это позже.
— Нет ничего плохого в том, чтобы рассказать девочкам эту историю, Роуз, — сказала Эдна сестре. — Это тоже часть воспитательного процесса. Ты согласна, Хильда?
Хильда поджала влажные губы и принялась теребить в руках нитку жемчуга, висящую на ее тощей шее.
— Предупредить болезнь легче, чем лечить, — ответила она сдавленным голосом. Тетя Хильда, когда говорила, едва открывала рот. — Я не вижу в этом ничего плохого, Роуз.
— Хорошо, — покорно согласилась мама, облокотившись на стул. — Но рассказывать будешь ты, Эдна. Мне больно говорить об этом.
Голубые глаза тети Эдны заблестели, и она медленно зажгла сигарету. Обе ее племянницы ждали с нетерпением, но тетя драматично тянула время, глубоко затягиваясь сигаретой.
— Трагическая, но очень романтическая история, мои дорогие, — наконец начала она свой рассказ, выпуская, подобно дракону, кольца дыма. — Несчастная Эмма Таунсэнд была обручена с Томасом Леттоном, но все это время отчаянно любила одного аргентинского парня.
— Хуже всего то, что этот парень не принадлежит к приличной аргентинской семье, — перебила тетя Хильда, возмущенно подняв брови, чтобы подчеркнуть свое неодобрение. — Он сын пекаря или что-то вроде этого.
Она запустила свои худые пальцы в пачку сигарет сестры и закурила.
— Бедные родители, — сокрушалась Роуз, качая головой, — им, должно быть, так стыдно.
— Где они познакомились? — спросила Одри, заинтригованная загадочностью этой любовной истории, страстно желая услышать продолжение.
— Никто не знает. А Эмма не расскажет, — ответила тетя Эдна. — Но насколько я знаю, он живет в соседнем предместье. Где еще она могла его найти? Судя по всему, это была любовь с первого взгляда. Из достоверного источника мне известно, что ночью она вылезала через окно спальни и бегала к нему на свидания. Представьте себе, какой позор!
Взволнованная, Айла села поглубже на стуле. Глаза тети Эдны широко раскрылись, как у лягушки, которая только что приметила жирную муху.
— Ночные свидания! С этого и начинаются все глупые любовные романы, — негодовала она, вспоминая тайные встречи в павильоне, на которые сама с удовольствием бегала в молодости.
— Но скажи же, как все открылось, — взмолилась Айла, не обращая внимания на неодобрительный взгляд матери.
— Их застала ее бабушка, старая миссис Фэзэфилд, которая страдает бессонницей и часто бродит по саду поздно ночью. Она заметила молодую пару, целующуюся под сикоморовым деревом, и предположила, что это ее внучка со своим женихом, Томасом Леттоном. Можете представить ее ужас, когда она увидела незнакомого темнокожего парня, обнимавшего юную Эмму, и…
— Эдна, хватит, — неожиданно сказала Роуз, с громким стуком поставив чашку на блюдце.
— Томас Леттон, должно быть, в отчаянии, — продолжала тетя Эдна, тактично меняя направление разговора, чтобы удовлетворить пожелание сестры. — Теперь нет никакой надежды, что он женится на ней.
— А я слышала, глупышка твердит, что влюблена, и умоляет бедных родителей позволить ей выйти замуж за сына пекаря, — колко добавила тетя Хильда, гася окурок.
— Неужели? — воскликнула тетя Эдна, обмахивая свое возбужденное круглое лицо, явно смакуя каждую деталь этой истории.
— Какой ужас, — печально вздохнула Роуз.
— Как чудесно! — ерзая на стуле и с трудом переводя дыхание от восторга, произнесла Айла. — Какой красивый скандал! Как вы думаете, они сбегут вместе?
— Конечно, нет, моя дорогая, — ответила Роуз, поглаживая руку дочери, чтобы успокоить ее. Айла всегда была легковозбудимым ребенком. — Эмма ведь не захочет бросить тень на свою уважаемую семью!
— Как печально, — вздохнула Одри, чувствуя всю силу боли влюбленных так остро, как если бы пережила ее сама. — Как горько и грустно, что они не могут быть вместе. Что же с ними теперь будет? — она посмотрела на мать своими большими мечтательными глазами.
— Я думаю, девушка придет в чувство рано или поздно и, если ей повезет, бедняга Томас Леттон согласится жениться на ней. Я знаю, он любит ее.
— Если так, то он святой, — прокомментировала тетя Хильда, тщательно намазывая ножом джем на ячменную лепешку.
