Грейс было уже семь лет, и община обожала ее. Она играла в карты со старым полковником Блисом, теперь настолько старым, что он уже сбился со счета своим годам. И хотя он почти оглох, та странная мелодия, однажды проникшая в его сознание, уже больше никогда не покидала его. Теперь его сердце было мягче зефира, и он не стеснялся этого. Грейс танцевала для Шарло в белой тунике, которую из шелка и фатина сшила для нее тетушка Эдна, и доводила слушателей до слез, когда ее пальчики легко бегали по клавишам пианино. Но ничто не забавляло людей больше, чем трюки девочки с предметами.
— Продемонстрируй сестрам свое умение, — с гордым видом предложила Одри. — Она такая сообразительная, — прошептала она, откусывая кусочек ячменной лепешки.
Эдна теперь так поправилась, что для нее одной едва хватало места на диване, поэтому Одри присела в одно из кресел, а близняшки устроились на каминной решетке.
— Ты же уже больше не разговариваешь с феями? — язвительно спросила Алисия.
— Конечно, разговариваю, — ответила малышка и покачала головой. — Они всегда общаются со мной. Если бы ты прислушалась, тоже услышала бы их.
Алисия округлила глаза.
— Итак, что это за новый трюк? — спросила она, тяжело вздохнув.
— Она берет вещь человека, которого не знает, и рассказывает о нем все, — сказала Эдна, приходя в волнение от мысли об удивительном даре своей внучатой племянницы.
— Ну же, покажи нам, Грейс! — восхищенно воскликнула Леонора. — Что мы можем ей предложить? — спросила она у матери. — Нет смысла давать что-то из наших вещей.
— У меня кое-что есть, — сказала Алисия, снимая с шеи кулон.
— Моя дорогая, какая красота! — воскликнула тетя Эдна. — Но не говори ни слова, ни единого слова. Грейс сейчас расскажет нам о человеке, который подарил тебе это, правда, Грейс?
Грейс взяла кулон своими маленькими ручками и закрыла глаза. Она сконцентрировалась и освободила сознание от всех других мыслей. У нее был дар отгораживаться от внешнего мира, поэтому она даже не услышала циничный комментарий Алисии. Образы медленно сменялись перед ее внутренним взором, как картинки на большом экране.
— Я вижу прекрасное зеленое поле с красивыми фургонами и лошадьми, — начала она. У Леоноры перехватило дыхание, и она тотчас же поняла, кому принадлежало украшение. Щеки Алисии побагровели, но было уже слишком поздно. — Фургоны разрисованы. Я думаю, там живут цыгане, такие, как в бабушкиной книге сказок. Я слышу имя Флориен. Какое смешное имя… У него темные волосы, карие глаза, и он выглядит очень грустным. А теперь я вижу сарай, где полно сена. Он хороший, теплый и купается в лучах золотого света. Это, должно быть, закат. Там, где он живет, очень красиво, и холмы не такие, как здесь.
— Хорошо. Думаю, достаточно! — сказала Алисия.
Но Грейс не обратила на нее внимания и невинно продолжала:
— Флориен любит Алисию, он скучает по ней. Его сердце пылает. Он не ест и не спит, ничего не может делать. Он сидит без дела и выглядит очень печальным. — Затем она засмеялась, открыла глаза и посмотрела прямо на Леонору, которая побледнела, как привидение.
— Не печалься, Лео, ты будешь очень счастлива.
Леонора нахмурилась, ее щеки пылали. Никто не говорил, но все смотрели то на Алисию, то на Леонору. Алисия попыталась что-то сказать, но в горле пересохло. Дар Грейс ошеломил ее, и теперь она дрожала от страха и удивления. Она схватила украшение и начала накручивать шнурок на палец.
— Ну и что, если Флориен влюблен в меня, — сказала она. — Кулон — это просто подарок. Я его не люблю.
— Моя милая девочка, конечно, он любит тебя. Ты очень красивая, — с улыбкой сказала тетя Эдна. — По-моему, все правильно.
— Грейс никогда не ошибается, — сказала Одри, обнимая дочь и целуя ее. — Ты умница, любовь моя.
— Если ты умеешь предсказывать будущее, скажи, за кого я выйду замуж? — бросила вызов Алисия, возвращая себе прежнее самообладание.
Но Грейс покачала головой, спрыгнула с колен матери и выбежала на солнышко.
— Она не будет омрачать свой дар предсказанием судеб, — сказала Одри. — Она уже получила хороший урок, сказав Нелли, что та никогда не выйдет замуж. С тех пор Нелли с ней не разговаривает.
— Но это не удержало ее мать от того, что она продолжает представлять Нелли всем молодым мужчинам, которые появляются в клубе. Такое унижение для бедняжки, — вздохнула тетя Эдна.
— Я не верю в судьбу, — сказала Алисия, тряхнув волосами. — Мы сами делаем свое будущее, и я точно знаю, чего хочу.
Одри озадаченно смотрела на дочь.
— Я тоже когда-то верила в это, моя дорогая, но мы не всегда получаем то, чего хотим.
Она поймала взгляд тетушки. Эдна сочувственно улыбнулась. Она была рада, что убедила ее остаться с Сесилом много лет назад, и знала, что Одри тоже этому рада. Это была очень болезненная жертва, но все обернулось к лучшему. Как бы то ни было, у нее появилась Грейс, а Грейс была необыкновенной, особенной малышкой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Сесил и Одри были похожи на персонажей пьесы. На публике они блестяще играли свои роли, снимая маски только когда оставались одни. Лишь Грейс знала о печали, во власти которой находятся родители. Она наблюдала за танцем слез матери, видела, как отец тайком пьет, потому что обладала даром перемещаться по дому легкой поступью котенка и ловко прятаться в темноте. Но она все же не могла понять причину происходящего, и, принимая во внимание ее таланты, это было очень странно. Вероятно, Господь не хотел, чтобы она вмешивалась в личную жизнь своих родителей.
Плохое настроение отца, его внезапные приступы гнева никак не отражались на Грейс. Казалось, она тихо уходит от всего этого, словно страдание — чувство, которое дано переживать другим, «земным» людям. Она контролировала свои эмоции и не позволяла им брать верх над рассудком. Ей ничего не было от него нужно. Ей не нужны были сказки перед сном, как в свое время Леоноре и Алисии. Она предпочитала лежать в темноте, напевая себе под нос, разговаривать с друзьями-духами или же сидеть и рассматривать картинки его коллекции журналов «National Geographic».
Сесил уже отчаялся понять младшую дочь. Больше всего его пугало выражение лица малышки, когда она, склонив голову набок и сочувственно улыбаясь, с абсолютным пониманием смотрела на него.
— Папочка, — сказала как-то Грейс после того, как он накричал на нее за то, что она шпионила за ним. — Твоя злость причиняет боль тебе самому, пойми! Если бы ты не пил так много этого злого колдовского напитка, то был бы гораздо счастливее.
Сесил покачал головой и в отчаянии выскочил из комнаты, оставив ребенка вздыхать наедине с мыслями, которые подходили скорее взрослой, умудренной опытом женщине.
— Мамочка, — сказала она позже, найдя мать с книжкой в саду.
