Смерть часто делает оставшимся в живых удивительные подарки. Например, осознание того, что жизнь — это самое прекрасное, что есть у человека. Так произошло и с Одри и Сесилом. Они сидели бок о бок на похоронах и вспоминали, на скольких похоронах им пришлось присутствовать и насколько глубоко каждый раз переживали трагедию смерти. Одри вспоминала отца, которого обожала, и надеялась, что Грейс права, и он теперь с Айлой и солнечным Гарри тети Эдны живут в чудесном раю. Она вздрогнула, когда Сесил взял ее руку. Это напомнило ей тот далекий день, когда он впервые сделал это на балете «Жизель» в театре «Колон». На этот раз она ответила на его пожатие — крепко сжала его руку, а в глазах ее заблестели слезы. Пришло время навсегда отказаться от Луиса. Она покидает Аргентину и все свои воспоминания — вишневые деревья и станцию, клуб Херлингема и брусчатые улицы Палермо, ранчо Гаэтано и его молчаливое понимание, которые до сих пор хранили память о Луисе. Счастье зависело от нее самой, и у нее есть выбор: можно жить прошлым и быть несчастной, либо попытаться воскресить привязанность, которую она когда-то испытывала к своему мужу. За зимой всегда приходит весна, думала она, и, хотя на улице было еще холодно, март был не за горами.
Пришло время, и Одри осознала, что тяга Сесила к спиртному — ее вина. С ее помощью он мог бы остановиться. Она посмотрела на него с состраданием и снова сжала его руку. Как он благороден! Он остался с ней, хотя она нарушила брачные клятвы, а потом сделал то, на что не у многих мужчин хватит смелости — стал воспитывать ребенка другого мужчины как своего собственного. Он вел себя с Грейс так, словно она была его дочерью, и относился к ней всегда так же, как к близнецам. Как же она могла не оценить этого?
— Я причинила тебе столько боли, — прошептала она.
Его глаза наполнились слезами, но он поднес палец к губам.
— Т-ш-ш, — предостерег он. — Нас услышат.
— Я хочу начать все сначала.
На этот раз он кивнул, а затем устремил взгляд в сторону. Алкоголь притупил его чувства, и теперь он не до конца понимал, то ли ему мерещится, то ли он на самом деле слышит эти слова.
— Я хочу заслужить твое прощение, — продолжала она громким шепотом.
Сесил был слишком взволнован, чтобы ответить.
Оставалось еще дело, которое Одри должна была закончить до отъезда в Англию. Взяв с собой Грейс, она села в поезд.
— Куда мы едем? — спросила дочь, со счастливым видом выглядывая в окно.
— В замечательное место, которое я хочу показать тебе, прежде чем ты уедешь отсюда.
— Оно мне понравится?
— Да. Это очень красивое место, волшебное. Потом, если захочешь, я куплю тебе мороженое.
— Здорово, — взволнованно отозвалась малышка. — Не дождусь, когда уже увижу цыган!
— Да, папа купил дом рядом с усадьбой тети Сисли, поэтому ты сможешь встречаться с ними так часто, как только захочешь.
— Мне понравится в Англии, — сказала Грейс.
Но свои страхи она держала при себе. Впервые в жизни она чувствовала себя неуверенно. Нет, жить в другой стране представлялось ей увлекательным приключением. Девочка беспокоилась, что духи могут отказаться поехать с ней. Она не спрашивала, живут ли в Англии духи, так как знала, что мама не сможет ей ответить. Она также не хотела просить своих друзей-духов составить ей компанию, ведь если они скажут «нет», будет очень грустно расставаться с ними. Придется просто подождать. Но мысль о том, что Айла не будет приходить ночью, чтобы поцеловать ее перед сном, тревожила ее.
Одри с Грейс прибыли в Палермо. Район очень изменился с тех пор, как они танцевали здесь с Луисом. Маленькой таверны не было, а на ее месте красовался ресторан. Площадь осталась прежней — те же палисандровые деревья, вот-вот готовые взорваться цветением с приходом весны, те же полуразрушенные здания с запыленными окнами. Но теперь они смотрели на Одри глазами незнакомцев, так как прошло много лет, и они больше не узнавали ее. Только музыка танго, как призрак, витала в воздухе. А может быть, это просто ветер ворошит старые воспоминания?
Грейс молчала. Ее мама стояла посреди площади, растворившись в своих мыслях. Малышка смотрела на нее и задавалась вопросом, что же такого особенного было в этой части города. Район был старым, неуютным и грустным. Она ощутила потусторонние волны чувств, и ее сердце наполнилось меланхолией. Площадь была затянута туманом ностальгии, и Грейс интуитивно почувствовала, что все это как-то связано с маминым танцем слез. Она посмотрела на нее и увидела, что та снова плачет. Но Грейс по-прежнему не хотела разрушать прелесть этих минут вопросами. Плач исцеляет, так часто говорила ее бабушка. Поэтому она позволила ей поплакать, а сама тем временем забавлялась, выпуская в холодный воздух пар своего дыхания, совсем как поезд зимой, и наблюдая, как облачко поднимается вверх.
Одри стояла неподвижно и предавалась воспоминаниям. В последний раз она воскресила в памяти ощущения, испытанные ею в объятиях возлюбленного на этой самой площади — шероховатость его подбородка, касающегося ее лба и висков, его близость и возможность жить одним мгновением.
— О, Луис, — вздохнула она громко. — Я никогда не перестану любить тебя, но, чтобы жить дальше, я должна тебя отпустить. — Потом повисла напряженная тишина, и снова зазвучала призрачная мелодия танго. — Грейс, ты слышишь музыку? — спросила она.
Грейс вприпрыжку вернулась к матери и задумчиво склонила голову.
— Какую музыку? — нахмурилась она.
— Вот эту музыку. Разве ты не слышишь?
— Никакой музыки нет, мамочка, — сказала Грейс и со смехом поскакала по площади, пыхтя на ходу, как маленький паровоз.
Одри улыбнулась, потому что по-прежнему слышала мелодию, а позже, когда уже легла спать, эта музыка снова и снова возвращалась к ней. Только после прибытия в Англию она прекратилась, и Одри поняла, что прежняя жизнь закончена и начинается новая. Пришло время все начать сначала.
Ступив на землю Англии в аэропорту, Грейс осмотрелась в поисках своих друзей-духов. Она никого не увидела, и это ее встревожило. Внезапно ее сердце сжалось от боли, которой она раньше не испытывала. Это была паника. Как собака, гоняющаяся за своим хвостом, Грейс кружилась вокруг своей оси, отчаянно стараясь увидеть какое-нибудь призрачное существо. Но не видела ничего, кроме людей с чемоданами, а они все были даже очень реальными. Сесил помахал рукой тетушке Сисли, которая ждала их у парапета, чтобы отвезти в Дорсет. Грейс готова была расплакаться. Она хлопала глазами, пытаясь побороть свою печаль. Как же она жалела, что у нее не хватило смелости задать духам этот вопрос там, в Аргентине! По крайней мере, теперь она была бы готова к тому, что никогда их не увидит. Она упустила возможность попрощаться с ними…
— Привет, Грейс, я твоя тетя Сисли, — сказала Сисли, наклоняясь к малышке.
Ребенок протянул руку. Одри нахмурилась. Она никогда не видела Грейс такой печальной.
