– В эту минуту, – говорил Золотая Маска, – гадалка Кадиджа уже знает, что ты оставила прежний дом и переселилась сюда. Она ходила около твоего дома и подозревает, что Саладин у тебя. Теперь она идет в развалины дервишей – Кадри, чтобы погубить тебя и мальчика. Она придет сегодня слишком поздно и не достигнет своей цели. Но завтра вечером она может достичь ее, поэтому ты не должна дожидаться здесь завтрашнего утра. Ты должна бежать вместе с принцем.
– Куда же я должна бежать? – спросила Реция дрожащим испуганным голосом.
– Старая Ганифа еще жива, ищи у нее защиты, пока тебе не представится случай оставить Константинополь вместе с принцем. Хотя в настоящую минуту ты думаешь о Сади и боишься, что не увидишься с ним больше.
Реция была поражена. Как мог Золотая Маска проникнуть в самые сокровенные ее мысли?
– Сади найдет тебя, – продолжал таинственный незнакомец и медленно пошел дальше. – Я скажу ему, где ты будешь. Послушайся моего предостережения и не дожидайся утра в доме твоего отца. Беги вместе с Саладином!
Реция в замешательстве пробормотала несколько слов благодарности. Золотая Маска слегка кивнул головой и удалился.
Когда несколько мгновений спустя Реция пришла в себя и наклонилась, чтобы взять кувшин, который опустила на землю, и затем снова оглянулась вокруг, то Золотая Маска уже исчез во мраке.
Никто не знал, откуда появлялся таинственный человек по прозвищу Золотая Маска и куда он исчезал. Его намерения были так же загадочны, как и он сам. Реция в первый раз видела Золотую Маску, о котором в народе ходили такие разноречивые толки и о котором старая Ганифа рассказывала ей столько сказок. Исполненная суеверным страхом, девушка поспешила в дом своего отца, а в ее ушах все еще звучали слова незнакомца, ее неожиданного защитника.
X. Караван паломников в Мекку
Наступил торжественный день ежегодного отправления каравана правоверных мусульман в Мекку, на родину Магомета, где каждый турок считает долгом побывать хоть раз в жизни. По случаю отправления этого каравана в турецкой части Константинополя царило сильное оживление. Путешествие в Мекку – одна из главных обязанностей каждого мусульманина, и прежние калифы совершали это путешествие ежегодно. Но в настоящее время султаны, боясь за свое здоровье, которое могло бы пострадать от такого дальнего пути, только посылают в Мекку драгоценные подарки, а сами ограничиваются тем, что смотрят из окна дворца, как караван отправляется в путь.
Уже рано утром все улицы Стамбула оживились. Богатые и бедные, женщины и старики, юноши и дети, девушки и дряхлые старухи – все спешили присоединиться к шествию и посмотреть на его отправление. Окна и крыши домов на тех улицах, по которым должен был проходить караван, были усеяны зрителями, там и сям развевались зеленые знамена, и на всем пути стояли кавасы, чтобы наблюдать за порядком. Кофейни и гостиницы были переполнены правоверными, которые пришли издалека, а улицы кишели нищими, дервишами, оборванными бродягами и чужестранцами.
Уже за несколько дней начали стекаться в Константинополь паломники. Впрочем, большая часть народа, с утра наполнявшего улицы, состояла из любопытных зрителей, которые искали удобного места, откуда они лучше могли бы увидеть шествие каравана. Солдаты и полицейские с трудом удерживали любопытных, чтобы сохранить свободной середину улицы для прохода караванов. В числе зрителей стояла одна старуха в грязном покрывале и красном широком плаще, около которой стоял Лаццаро, доверенный слуга принцессы Рошаны, очевидно, пришедший не из одного любопытства, но имевший еще и другую цель.
Лаццаро был молодым человеком лет двадцати с резкими, неприятными чертами лица. На нем была надета темная бархатная куртка и красная феска. На лице его заметны были следы всевозможных излишеств, в особенности курения опиума. Но замечательнее всего в нем были его беспокойные глаза, производившие странное впечатление на всякого, кто встречался с его взглядом.
Грек вместе с описанной нами старухой стоял на ступенях подъезда одного дома, так что мог видеть всю площадь. Караван должен был скоро появиться. Все взоры были устремлены в ту сторону, откуда он должен был показаться.
– Ты говоришь, что она спряталась у старой служанки Ганифы? – спросил грек.
– Со вчерашнего вечера она снова исчезла оттуда, – отвечала старуха. – Я была вчера в развалинах у дервишей, но не нашла там могущественного шейх-уль-ислама.
– Ты думаешь, что у Реции, дочери Альманзора, жил мальчик?
– Я видела его.
– И ты полагаешь, что это не кто иной, как принц Саладин?
– Неужели ты думаешь иначе, Лаццаро? – спросила старуха. – Старый Корасанди был приведен к султанше Валиде, где его расспрашивали, куда он дел принца, потому что посланный за ним офицер не нашел ребенка, но старик объявил, что принца украли, пока он был в кофейне, и, несмотря на угрозы и даже мучения, продолжает повторять то же самое.
– Как случилось, что ты нашла дочь Альманзора у старой Ганифы?
– Сирра, должно быть, знала об этом. На днях, вечером, она тихонько ушла из дома. Я увидела это случайно, неожиданно проснувшись. Очень может быть, что она каждую ночь уходила таким образом. Я поспешно вышла из дома и успела увидеть, как она села на берегу в каик. Я последовала за ней, так что она не заметила меня, и я увидела, что Сирра вошла в дом старой Ганифы. Я стала наблюдать за домом и вчера утром увидела во дворе Рецию, которая вела за руку восьмилетнего мальчика.
– Черт возьми! Это недурная находка! – прошептал Лаццаро.
– Да, милый мой, особенно если этот мальчик принц. О, если бы я вчера видела шейх-уль-ислама! А теперь опять все пропало. Она убежала, потому что, вероятно, заметила что-нибудь и, вероятно, нашла теперь себе другое убежище.
Лаццаро молчал и задумчиво глядел вперед. Казалось, что у него в голове созрел какой-то план, которого не должна была знать старуха гадалка.
– Ты тоже метишь на прекрасную Рецию, – продолжала гадалка с едва заметной улыбкой, – она тебя околдовала, Лаццаро, не так ли? Но она смотрит выше; она думает, что происходит от великого калифа и считает себя важнее всех других правоверных. Не думай больше об этом, мой милый, ей тебя не надо. Я думаю, что ее очаровал какой-нибудь гвардеец или баши из сераля, а в таком случае тебе тут нечего делать.
Грек побледнел, услышав эти слова.
Вдруг на улице послышался сильный шум, который, казалось, быстро приближался.
– Идут, идут! – кричала нетерпеливая толпа, приветствуя громкими криками долго ожидаемое бесконечное шествие.
Впереди, чтобы очищать дорогу каравану, ехал отряд турецкой кавалерии в пестрых мундирах, за ними следовал эмир и другие последователи пророка в новых зеленых одеждах и зеленых же, расшитых золотом чалмах. Все были верхом на великолепных лошадях. Позади них ехали эфендасии всех частей города, Стамбула, Галаты и Перы, губернаторы Румелии и Анатолии и муллы. Затем следовали султанские чиновники в зеленых и синих, расшитых золотом и серебром мундирах. Одни из них несли серебряные, украшенные янтарем бунчуки, тогда как другие пели хвалебные гимны, время от времени прерываемые криками толпы: «Аллах! Аллах!»
