Между тем уже начинало смеркаться. Они скоро дошли до того места в чаще, где Сирра, полумертвая от голода и жажды, неподвижно сидела на корточках. Вид ее был так необыкновенен, так страшен и ужасен, что шейх-уль-ислам невольно остановился, – такого создания он еще никогда не видал. Одетая в черное платье, с лицом, покрытым до самых глаз темным покрывалом, сидела она, сжавшись в комок; фигуру ее едва можно было принять за человеческую. Мансур-эфенди подошел к Сирре и нагнулся к ней. Затем, к невыразимому ужасу своего проводника, он дотронулся до Сирры – та упала.
– Удивительное создание, – пробормотал Мансур, – оно, кажется, мертво, но оно из плоти и крови. Возьми ее на руки и неси вслед за мной в башню Мудрецов, – обратился он к дервишу.
Тот хотел отговориться.
– Делай, что тебе приказано! – повелительно произнес шейх-уль-ислам.
Дрожа всем телом от охватившего его ужаса, дервиш повиновался приказанию своего повелителя. Он нагнулся к Сирре, упавшей от изнеможения, и поднял ее на руки. Она была так тяжела, что он едва мог ее нести. Мансур-эфенди пошел к той части развалин, где в каменной стене находились маленькие ворота, которые он и отворил. Он пропустил вперед дервиша с его ношей и последовал за ним. Из галереи одна дверь вела в зал Совета, другая в смежное помещение. Тут Мансур-эфенди велел дервишу положить бесчувственную Сирру на подушку и принести воды, фруктов и хлеба.
Дервиш, обрадовавшись, что наконец освободился от опасной ноши, поспешил уйти и через несколько минут принес требуемое. Затем он оставил шейх-уль-ислама одного с Черным Карликом, и первый имел время свободно рассмотреть необыкновенное создание. Он спрыснул бесчувственную Сирру водой, и та очнулась. Она приподнялась и удивленно озиралась по сторонам. В первую минуту бедняга не знала, где находилась, но потом узнала шейх-уль-ислама. Мансур-эфенди дал ей поесть и напиться, и Сирра охотно принялась за еду.
– Тебя ли зовут Черным Карликом? – спросил он ее.
Сирра кивнула.
– Да, мудрый эфенди, так зовут меня за мою наружность, но мое имя Сирра, – отвечала она, и ее звонкий, как серебряный колокольчик, приятный голос, которого нельзя было ожидать при ее виде, поразил шейх-уль-ислама.
– Говорят, что ты воскресла из мертвых? – продолжал он.
– Да, мудрый эфенди, грек Лаццаро похоронил меня, все считали меня умершей, но я не была мертвой, – сказала Сирра. – Я была жива, только не могла двигаться.
– Ты была похоронена?
– Меня зарыли в землю в ящике. Мне казалось тогда, что я должна задохнуться и действительно умереть. Что было со мной дальше, не знаю, мудрый эфенди: когда я пришла в себя, я чувствовала только боль здесь, в остатке мой руки, которая теперь совсем зажила. Я лежала здесь, в лесу, возле меня стояла вода и пища и лежала куча останавливающих кровотечение и освежающих листьев для моей раны.
– А ты не знаешь, Черная Сирра, каким образом очутилась ты снова на земле? – спросил Мансур.
– Нет, мудрый эфенди.
– Чудо, – пробормотал шейх-уль-ислам, и, по-видимому, в душе его возникло намерение воспользоваться этим воскресшим из мертвых существом для своих целей. Используя это чудо, он мог достигнуть многого, чего до сих пор не мог достичь другими средствами.
– Помоги мне, защити меня, мудрый и великий эфенди, – попросила Сирра, и голос ее звучал так нежно и прекрасно, точно небесная музыка. – Я услужу тебе за это.
– Ты знаешь меня? – спросил Мансур.
– Нет, я вижу только, что ты знатный и мудрый муж, – отвечала умная горбунья.
– Знаешь ли ты, где ты находишься?
– Нет, мудрый эфенди, я вижу только, что нахожусь в стенах здания, которое может дать мне кров.
– Где ты была раньше?
– У моей матери Кадиджи.
– Кто она такая?
– Снотолковательница в Галате.
– Знает ли она, что ты жива?
– Нет, она, думая, что я умерла, отдала меня греку, чтобы тот меня похоронил. Никто не знает, что я жива, кроме тебя и меня. Грек и моя мать Кадиджа хоть и видели меня после, называли меня призраком. Они не знают, что я жива.
– Не хочешь ли ты вернуться к своей матери?
– Лучше умереть в лесу от голода и жажды! Будь милосерден, мудрый и великий эфенди, оставь меня здесь. Я охотно буду служить тебе за пищу, питье и кров. Укрой меня, спрячь меня только от матери Кадиджи и грека. Я буду тебе полезна и сделаю все, что тебе будет угодно.
Мансур-эфенди задумался. Он начал прикидывать ценность этого странного существа. Что, если ему спрятать ее и выдавать за чудо? Если бы ему переодеть ее, никому не показывать и использовать ее как колдунью или пророчицу? Если бы ему только ловко воспользоваться чудом! Султанша-мать была суеверна, и с этой только стороны могло удасться ему господствовать над ней так, чтобы она даже и не подозревала этого. Само собой разумеется, она не должна была знать, чьих это рук дело, кто вывел на сцену это чудо и чья рука направляла пророчицу. Надо было только тайно и ловко взяться за дело, тогда должно было удасться как бы волшебной силой властвовать над султаншей Валиде – через Сирру. Чудеса и знамения имели волшебное действие на султаншу. Теперь шейх-уль-ислам имел в руках верное средство. Если бы чудом возвращенная к жизни, руководимая и наставляемая им Сирра приобрела влияние на султаншу-мать, если бы окруженная тайной фигура странной девушки возбудила удивление султанши Валиде, тогда он мог надеяться управлять ею – через Сирру.
Развалины Кадри не должны были служить местом действия, это возбудило бы подозрение о его участии в этой игре. Так же мало мог служить для этого дворец принцессы Рошаны. Надо было скорее выбрать другое место, более подходящее. Никто не должен был подозревать, что шейх-уль-ислам участвует в этой игре, тогда тем действеннее было бы подтверждение чуда. Кроме того, ему на ум пришло то обстоятельство, чтобы воскресшая из мертвых, призрак, как называли ее грек и старая Кадиджа, не знала ни его, ни места, где находилась. Таким образом он надеялся делать с ней что угодно и обратить в свое орудие.
– Ах, мудрый и благородный эфенди, не прогоняй меня, – продолжала хитрая Сирра, – и хоть я тебя и не знаю, но все же умоляю тебя о покровительстве.
– Здесь ты не можешь остаться.
– Нет? О, так ты меня хочешь прогнать?
– Будь спокойна, я укажу тебе место, где ты должна будешь остаться.
– Благодарю тебя за твое милосердие и доброту, мудрый и благородный эфенди, я охотно буду служить тебе. Где то место, в котором я должна найти убежище?
– Я сам отведу тебя туда, Сирра.
– О, твоя доброта так велика. Чем могу я отблагодарить тебя?
– Молчи обо всем, говори и делай только то, что я прикажу тебе.
– Обещаю тебе это, великий и мудрый эфенди.
– Кроме того, ты должна слепо повиноваться моей воле, никогда не разведывать обо мне, никогда не расспрашивать о моих намерениях, никогда не оставлять того места, куда я хочу отвести тебя, ничего не делать без моего согласия, ничего не говорить обо мне и никогда не желать возвращения к твоей матери, – сказал шейх-уль-ислам.
