«Конечно… — подумал Глеб. — Такой лакомый кусочек… И жить она с мужем будет на полном общественном довольствии — с прислугой! — в тереме бабы Глаши, это как пить дать. А это не примитивная изба. И потом, мужу Хранительницы — почет, уважение… Наконец, место среди старейшин. Естественно, в будущем, когда борода седая вырастет…Господи, о чем я думаю?! Что за бред? В сотый раз себя спрашиваю — что я забыл в этой Жмани?! Какая сила вытолкнула меня в строй женихов? Я ведь мог отказаться. И вообще — я не хочу иметь жену!!! Никакую! Даже такую, как эта красавица…»
Но вот Мария словно споткнулась. Она остановилась напротив крепкого парня с небольшой бородкой клином. Он был статен и очень даже симпатичен — как былинный богатырь. Парень даже сделал шаг ей навстречу, заулыбался; похоже, он давно имел виды на девушку, да и Мария была к нему, скорее всего, не равнодушна, поэтому ждал, что испить кубок она предложит именно ему.
Увы, его ожидало жестокое разочарование. Мария лишь обожгла парня своими голубыми глазищами и гордо прошествовала дальше. Казалось, что удальца хватили обухом по темечку. Даже при свете факелов было видно, что он стал красным от стыда, как вареный рак. Парень попятился назад и только чудом не грохнулся на землю; правда, не без помощи соседа справа, такого же отверженного, как и он, который поддержал его под локоть.
И тут Глеб вдруг понял, что до него осталось всего двое соискателей руки Марии. Эти женихи были совсем молоды, и он почему-то совершенно не верил, что кто-то из них запал в душу такой красотке. В один миг все его чувства обострились до предела и кто-то невидимый шепнул ему на ухо: «Глеб, ты в опасности! Неужели?..»
Она подошла к нему почти вплотную. Глеб словно просветил девушку рентгеном и увидел ее маленькие тугие груди Венеры, тонкую талию и крутые бедра, от вида которых может сойти с ума любой нормальный мужик. Ночные видения почти призрачной амазонки на лихом коне приобрели живую горячую плоть, которая к тому же почему-то начала дышать глубоко и прерывисто.
— Ты мой суженый, — сказала она мелодичным грудным голосом, прозвучавшим в голове Глеба песней коварных обольстительниц-сирен, которые завлекали Одиссея на свой остров. — Испей… — Она протянула ему кубок. — До дна…
Не осознавая, что он делает, Глеб взял кубок и начал пить. Вино было совершенно незнакомое — густое, ароматное и, судя по спиртным парам, которые щекотали обоняние, очень крепкое.
Увы, допить вино Глебу не дали. Кто-то с силой придержал его руку с кубком, и когда Глеб поднял глаза, то увидел, что это был тот самый былинный удалец. Отверженный жених смотрел на Тихомирова-младшего с таким зверским выражением, что Глеб понял — сейчас он получит от парня по мордам.
Но этого не случилось, хотя в толпе раздался единый вздох. Отняв у Глеба кубок, парень твердо сказал, обращаясь к старейшинам:
— У меня есть ПРАВО МУЖЧИНЫ! Это наш закон. Или кто-то хочет его оспорить?
Ответом ему было гробовое молчание. Даже старейшины превратились в безмолвные столбы. Глеб бросил быстрый короткий взгляд на Марию. Лицо девушки было совершенно спокойным, но сильно потемневшие глаза выдавали бурю, которая бушевала у нее в душе. Возможно, это и не была ненависть к парню, прервавшему течение старинного обряда, но Глебу очень не хотелось бы очутиться на его месте.
Впрочем, спустя минуту он готов был поменяться ролями с нарушителем древних традиций… Выдержав паузу, парень резко сказал:
— Я требую поединка! Кто победит, тот получает ВСЕ.
В толпе пошло волнение. Похоже, народу не понравилось слово «ВСЕ», отметил про себя Глеб, который, кажется начал читать мыли деревенских жителей. Поединок… Что он собой представляет? А, какая разница!
«Не буду я драться! — решил Глеб. — Пусть этот деревенский козырь забирает себе это сокровище. Хорошая пара будет. Хотя… оно, конечно… коснись чего, вот тебе и пожалуйста. М-да… Нет и еще раз нет! Прекрати дурацкие мечтания! Не до жиру, быть бы живу…»
Наконец и старейшины зашевелились. Вперед выступил Антип. Он строго сказал:
— Одумайся, Донат! Не по разуму затевать поединок супротив воли Хранительницы.
— А ты знаешь ее волю?! — глаза Доната горели грозным огнем. — Тебе известно, что она думает?! И потом, пока Мариетта не прошла обряд очищения, ее нельзя считать полноценной Хранительницей. Сейчас она всего лишь простая девушка — такая, как и все остальные. Разве я не прав?
— Прав… Прав… — одобрительно загудела толпа.
«Похоже, в Жмани я не котируюсь, — обиделся неизвестно на кого Глеб. — А мне на это наплевать! Отпустили бы мою грешную душу на покаяние…» Так он думал, но интуиция ему подсказывала, что на этом дело не кончится.
— Есть выход, — вдруг услышал Глеб знакомый голос. — Чтобы не доводить ситуацию до смертоубийства…
Тихомиров-младший поднял голову и увидел, что рядом с Антипом встал Виктор. А последняя фраза в его короткой речи предназначалась ему, Глебу, — для запугивания — потому что Виктор не сводил с него ненавидящих глаз.
— Этот чужак имеет право отказаться от предложения Марии, — веско продолжил Виктор. — Сам отказаться, без нажима с нашей стороны.
— Он не чужак! — резко возразил Антип. — Он родственник нашей бывшей Хранительницы!
— Из-за глупых предрассудков ты хочешь сделать Донне, моего сына — сына Первосвященника! — и Хранительницу несчастными?! — резко и зло спросил Виктор. — Они выросли вместе, они с детства любили друг друга. И если бы не этот приблуда… — Виктор от ненависти заскрежетал зубами.
Донат — сын Виктора?! Вот так номер. Да уж, в этих жманьских хитросплетениях без бутылки точно не разберешься…
Антип потупился и промолчал. Теперь все взгляды были устремлены на Глеба. Наконец общее мнение высказал столетний старец с длинной седой бородой:
— Пусть чужак сам скажет… Вольному — воля…
— Да, пусть скажет! — поддержала его толпа.
Глеб оцепенел. Что делать?! Отказаться от Марии? Да, отказаться! Какие проблемы? Он все равно не собирается жить в этой Жмани.
«Стыдно-то как… — Мысль вползла в мозги, как холодная скользкая змея. — Она думала что ты мужчина, мсье Тихомиров, а ты трусливое городское чмо. Как она на меня смотрит… Драчка будет, судя по всему, вполне конкретная. Победитель получает ВСЕ? То есть, ежели я не ошибаюсь в своих предположениях, ему будет принадлежать и жизнь побежденного. Не хило. Каменный век, блин! Нет — ближе. Средневековый рыцарский турнир. И чем нам предстоит сражаться? Наверное, цепами для обмолота пшеничных снопов. Или на кулаках? Тоже для меня не мед. Вон какие гири у этого орла… Вмажет раз — и поминай как звали. Купец Калашников, ядрена мать…»
— Мы слушаем тебя! — прервал несколько затянувшуюся паузу Виктор.
И Глеб, неожиданно даже для самого себя, решился. Сурово сдвинув брови, он отчеканил:
— Ваш закон — это и мой закон. Поединку быть. Я принимаю вызов.
