Итак, первое — покойник. На нем одежда сельского жителя. Это и к бабке не ходи. Притом жителя самой, что ни есть, дремучей глубинки. Одни его ботинки чего стоят. Такие хромовые шузы обувные фабрики шили в шестидесятые годы прошлого столетия. Судя по их вполне приличному виду, убитый мужик держал ботинки за выходные и надевал только по праздникам. Или для поездок в город, которые случались не часто.
Второе — борода. Не будь у покойника расчески с изображением анка, можно было предположить, что он старовер. По нынешним временам только староверы носят такие шикарные бородищи и ваххабиты. Но мужик совсем не похож на мусульманина, у него чисто русское лицо. И потом — расческа с изображением креста. Ваххабит даже в руки ее не возьмет.
А покойник, судя по всему, дорожил расческой — держал в специально пришитом к пиджаку внутреннем кармане-чехле с застегивающимся клапаном. Наверное, она служила ему оберегом. Увы, оберегом, не выполнившим своего предназначения…
Итак, резюме: наличие длинной, хорошо ухоженной броды у покойника еще раз подтверждает, что он не местный, что принадлежит к адептам какой-то веры, скорее всего, связанной с поклонением анку, и что он приехал издалека. Висейки… Где находится эта станция?
Глеб включил компьютер и спустя несколько минут кисло скривился: как он и предполагал, Висейки находились в такой глухомани, что страшно представить. Вокруг станции раскинулись сплошные леса и болота, а несколько близлежащих деревень были расположены вдоль небольшой речушки, огибающей Висейки дугой, и напоминали рассыпавшееся ожерелье, на котором осталось несколько бусинок. От ближайшего города до Висеек Глеб насчитал триста километров. Далековато…
Далее — третье. К кому приехал этот человек? Улица, где проживали Тихомировы, была застроена особняками, в которых обитала почти вся городская чиновная верхушка и богатые бизнесмены. Вряд ли у этих вороватых снобов имелись такие родственники. А если и были, то их и на порог не пускали. С какой стати? Гусь свинье не товарищ, нечего безродной голытьбе топтаться на зеркальном паркете и марать своими ножищами дорогие персидские ковры.
Значит, бородач все же мог идти к Тихомировым. Только к ним нередко заходили весьма подозрительные личности (с точки зрения сановного обывателя), одежда и повадки которых не выдерживали никакой критики. Понятное дело — разве может прожженный кладоискатель или «черный» археолог опуститься до того, чтобы надеть на себя приличный, хорошо отутюженный костюм и галстук? Потертая, выцветшая ветровка, байковая рубаха в клетку, джинсы и армейские ботинки на шнуровке — вот наряд настоящего мужчины, которому и сам черт не брат.
А если так, если убитый шел к Тихомировым, то это значит, что он мог быть знакомым если не Глеба, то Николая Даниловича. Глеб покопался в памяти и вынужден был констатировать, что этого мужика он нигде и никогда раньше не встречал.
«Выходит, покойник был знаком с батей? — Глеб почесал в затылке и потянулся за сигаретами. — Это возможно. Отец в свое время исколесил почти весь Союз… Сумка! Что в ней находилось? Вряд ли там лежали тапочки, полотенце и сменное белье. Не тот типаж. Такие люди обходятся минимумом: постиранные трусы сушат на теле, носки — на радиаторе отопления или просто на ветру, а полотенце им заменяет подол рубахи. Мужик мог просто идти по указанному кем-то адресу, чтобы продать свои находки. Вариант наиболее подходящий…»
Допустим, это так. Тогда двигаемся дальше. Пункт номер четыре. Что обозначает слово «двенадцать», которое мужчина пытался прошептать из последних сил? И потом, буква и цифры, написанные на тротуарных плитках — «А 274». Куда вставить эту надпись?
«А 274… А 274… — шептал Глеб. — Ребус, кроссворд… И вообще, на кой ляд мне все это надо?! Своих забот, что ли, мало? Машину нужно отогнать на диагностику, душевую кабину загерметизировать — где-то протекает, сволочь… В библиотеке не мешало бы покопаться. Может, там что-нибудь стоящее отрою. Все равно на следующий сезон у меня даже на примете нет ни одного подходящего объекта на предмет раскопок. Да пошло оно все!..»
Глеб решительно поднялся, чтобы отнести пустую чашку на кухню… и тут же плюхнулся обратно в кресло. Двенадцать! А 274! «Мать моя женщина… — прошептал он ошарашенно. — Это ведь номер ячейки в автоматической камере хранения на вокзале и код замка!»
Схватив документы и ключи от машины, Тихомиров-младший бегом спустился в гараж и через полчаса уже входил в здание железнодорожного вокзала. К боксам автоматической камеры хранения он подходил на дрожащих ногах — верна его догадка или нет?
Замок двенадцатой ячейки мягко щелкнул, Глеб потянул на себя дверку и она открылась. Что такое?! Внутри было пусто. Не может такого быть! Ячейка под двенадцатым номером находилась на верхнем ярусе боксов. Совсем замороченный Глеб засунул в нее руку и пошарил, словно там могла лежать сказочная шапка-невидимка.
Неожиданно его пальцы нащупали какую-то картонку. Глеб вытащил ее из ячейки и только тогда понял, что это никакая не картонка, а конверт из плотной оберточной бумаги. От волнения он сразу вспотел, но все же сумел найти в себе силы, чтобы не открыть конверт немедленно, прямо возле боксов камеры хранения. Вдруг кто-нибудь за ним наблюдает?
Незаметно сунув конверт в карман, Глеб вышел на привокзальную площадь и направился в сторону автомобильной стоянки. Но сначала он зашел в кафе, которое, как уже знал Глеб, имело второй выход; он им и воспользовался. Дальнейший путь Тихомиров-младший проделал едва не бегом, стараясь прятаться за многочисленными пассажирами, снующими по площади туда-сюда.
Забравшись в салон машины, Глеб первым делом некоторое время понаблюдал, не тянется ли за ним «хвост». Его не совсем законная профессия «черного» археолога приучила Тихомирова-младшего к осторожности и предусмотрительности. А затем включил зажигание и очень резво взял старт. Немного покрутившись по городу, чтобы проверить, нет ли за ним преследователей, Глеб наконец подъехал к супермаркету и вскрыл конверт.
Там лежала одна-единственная фотография, наклеенная на плотный картон. Ее сделали, судя по тисненному золотом имени владельца фотоателье «Karl Bulla» и коричневатому фону, в конце девятнадцатого или в начале двадцатого века. На фотоснимке была изображена женщина в годах. На голове у нее красовалась кружевная черная шляпка.
Глеба поразило властное выражение лица женщины и ее большие, широко расставленные глаза. Казалось, что они были живыми и смотрели прямо ему в душу.
Он перевернул фотографию и на обороте прочитал несколько слов, написанных неверной, явно старческой, рукой: «Никола, срочно приезжай. Отхожу. Баба Глаша». А ниже надписи химическим карандашом (по нынешним временам большая редкость) был нарисован анк.
Глава 2
Кто в Париже не знает дядюшку Мало? Его постоялый двор «Ржавый якорь» в Сен-Клу с весьма неплохой гостиницей и таверной посещали даже принцы и другие высокопоставленные господа. Дядюшка Мало был невысокого роста, крепко сбит, краснолиц, с головой, лысой как колено, и обладал зычным боцманским голосом. Поговаривали, что он сколотил свой капитал, на который приобрел и перестроил постоялый двор, не совсем честным путем. Будто бы в молодости дядюшка Мало был корсаром
[24]
и даже участвовал в нападении на Картахену.
