Самое большое недоверие Цыси питала к Японии, где прижились ее враги-заговорщики. Ее страхи усилились после 1905 года, когда Япония вышла победительницей в войне с Россией.
Во время «боксерского восстания» русские в 1900 году оккупировали часть территории Маньчжурии под тем предлогом, что чернь позволила себе нападения на русских людей, живших там. По словам русского политика и дипломата графа С.Ю. Витте, «однажды, когда известия о восстании ихэтуаней поступили к нам в столицу, военный министр А.Н. Куропаткин зашел ко мне в кабинет в Министерстве финансов пообщаться. Он светился от удовольствия». И Алексей Николаевич в беседе напрямик сказал графу: «Я очень рад. Теперь у нас появится оправдание для захвата Маньчжурии». После подписания «Боксерского протокола» иностранные войска вывели из Китая, но русские отказались покинуть Маньчжурию, которую граф С.Ю. Витте назвал «коварной». Японцы сами давно зарились на эту территорию и пошли за нее войной на Россию. Во время этой войны, которая велась на китайской земле двумя зарубежными державами, Цыси объявила Китай нейтральной стороной. Такая позиция выглядела оскорбительной, но альтернативы у нее не было. Она молилась за минимальный ущерб ее империи в своей частной молельне, куда ходила по потайной лестнице, находящейся за ее кроватью. Когда японцы победили в этой войне, у многих китайцев возникло чувство гордости, как будто это они одержали верх, а не войска Японии. «Небольшое» азиатское государство нанесло поражение крупной европейской державе и опровергло предположение о европейском преимуществе над азиатами и о том, что белая раса превосходит желтую. Японию превозносили до невиданных высот. Но для Цыси японская победа только усилила угрозу того, что, убедившись в своей надежности и мощи, японцы в скором времени обратят свой хищный взор на Китай. Такое ощущение приближающейся опасности послужило для нее новым стимулом для преобразования своего государства в конституционную монархию, и окончательное решение у вдовствующей императрицы созрело как раз после японского военного триумфа 1905 года. Она надеялась на то, что население Поднебесной проявит больше патриотизма в качестве граждан.
Ее дурные предчувствия по поводу Японии выглядели вполне обоснованными. Японцы без промедления предприняли серию дипломатических шагов, чтобы заручиться молчаливым согласием мировых держав в отношении их замыслов в Китае, а также заключили сделки с британцами, французами и даже с русскими. Японские дипломаты активизировали свою пропагандистскую деятельность в среде китайских чиновников, а также владельцев и издателей газет, навязывая им концепцию объединения двух азиатских стран – Японии и Китая – в полноценный «союз». Многие китайцы воспринимали такое предложение благосклонно даже притом, что главенство в таком союзе принадлежало бы Японии, если не по форме, то по существу. Посетившие Японию китайцы находились под глубоким впечатлением от увиденного там: «японская ухоженность улиц, благополучие народа, честность купцов и соблюдение норм морали обычным человеком». К тому же европейские дипломаты прекрасно знали о том, что японцы ежегодно тратят на поиск среди китайцев полезных людей от 6 до 8 миллионов немецких марок, преследуя «высшую свою цель по продвижению идеи переезда императора Японии в Пекин», хотя бы условного. Японцы самонадеянно задавались риторическим вопросом: «Почему 50 миллионов японцев не могут сделать [с китайцами] того, что получилось у 8 миллионов маньчжуров?»
Цыси не собиралась уступать Токио господство над своей империей. Не питала она и иллюзий по поводу того, что при японском господстве в Китае станет лучше. В Корее, находившейся под «протекторатом» Японии после поражения Китая в 1894–1895 годах, японцы установили жестокое управление. В то время, когда китайские газетчики пользовались неограниченной свободой слова, корейская пресса подвергалась строгой цензуре, искоренявшей любые намеки на антияпонские настроения. Искреннего редактора Ян Ги Така, работавшего в принадлежащей британцам редакции газеты на корейском языке, арестовали и поместили в тюремную камеру, «настолько переполненную узниками, что он не мог даже прилечь, а потолок был слишком низким, чтобы как следует распрямиться». Через считаные недели он так похудел, что стал похожим на скелет. Британский генеральный консул в Корее Генри Кокбёрн, увидев его, испытал настоящий шок и отправился выразить свой протест одному высокопоставленному японскому чиновнику. Этот чиновник сохранил полное спокойствие и сказал
Г. Кокбёрну, что если он «будет настаивать на обсуждении такого мелкого, постороннего вопроса, то придется сделать вывод о том, что [им] движет враждебное желание возвести препятствия на японском пути». Возмущенный данным происшествием и потрясенный тем, что англичане игнорируют жестокость японского правления, Г. Кокбёрн подал в отставку и закончил свою многообещающую карьеру дипломата.
Цыси воздерживалась от бессознательного предпочтения желтых японцев в ущерб белым европейцам. К цвету кожи народов она относилась спокойно, а расовые предрассудки ее не занимали. Среди ее заморских друзей можно было назвать американок Сару Конгер и Катарину Карл, американскую китаянку-полукровку Луизу Пирсон, а также жену японского посла Утиду Косаи.
При всей настороженности вдовствующей императрицы в отношении Японии она не бросилась в объятия какой-либо другой державы, как этого вполне можно было ожидать. Ее правительство отказалось от услуг любых заморских советников при престоле, хотя в министерствах и провинциях служило немало японских и западных специалистов. В 1906 году немецкий кайзер Вильгельм II через убывающего на родину китайского посла передал ей послание с предложением о формировании «Entente Cordiale (сердечного согласия – партнерских отношений между странами), которое послужит гарантом неприкосновенности наиболее важных территорий Китая» в случае японского вторжения. Цыси на это предложение промолчала. Испытав на себе вероломство русских, она не питала ни малейших иллюзий по поводу подобных гарантий. К кайзеру она тоже не испытывала доверия, ведь именно он, в конце-то концов, направлял притязания Запада к ее империи. Выражение озабоченности кайзера само по себе представлялось ей оскорбительным, так как именно он назвал японско-китайский союз «желтой угрозой». В скором времени Вильгельм II заявит журналисту «Нью-Йорк таймс» следующее: «Контроль Китая со стороны Японии сам по себе… представляется остро и открыто враждебным цивилизации белого человека. Он грозит самыми большими несчастьями. Будущее человечества принадлежит белой расе; оно не может принадлежать народам с желтым, черным или оливковым цветом кожи. Оно принадлежит человеку со светлыми волосами…»
[53]
Молчание Цыси смутило и обозлило кайзера: «Вот уже прошел год. Но ничего сделано не было. Пора начинать работать незамедлительно! Без малейшего промедления! Поторопитесь! Я объяснил им все год назад. Похоже, время для них – совсем не деньги». И еще: «Китайцы медлят. Они все откладывают на потом, а потом опять откладывают до лучших времен.» Немецкий кайзер попытался привлечь американцев к воплощению в жизнь его плана, а в Америке Цыси видела единственную страну мира, на которую еще можно было возлагать пусть даже небольшие надежды. В конце 1907 года до нее дошло два ободряющих известия. Американцы возвращали остающуюся часть «боксерской контрибуции» и направляли в зону Тихого океана свой крупный флот. Видя подтверждение дружественного отношения США к Китаю и явные намерения Вашингтона обуздать Токио в его притязаниях, Цыси приняла решение отправить в Америку своего эмиссара для изучения возможностей налаживания более тесных связей, а также передать благодарность за возврат причитавшейся контрибуции. Этому эмиссару потом предстояло посетить Германию и другие европейские страны. Однако с возвращением контрибуции произошла заминка, и отправку эмиссара отложили на год. Тот факт, что Цыси воздержалась от указаний своему послу в Вашингтоне обсудить предложенный кайзером Entente, а также отправки специального эмиссара с таким же самым заданием, служит основанием для предположения, что вдовствующая императрица не видела в нем практического смысла. Американцы не стали бы воевать с японцами на стороне Китая; скорее они пожертвовали бы интересами ее империи ради своей собственной корысти. На самом деле прошло совсем немного времени, и американцы тоже заключили с японцами сделку – соглашение Рута – Такахиры, по условиям которого американцы уступили японцам господство в Южной Маньчжурии в обмен на согласие Токио на оккупацию США Гавайев и Филиппин
[54]
.
