Некоторых птиц научили прилетать на пронзительные трели, потчуя за это любимой пищей. Когда Цыси гуляла по холмам или каталась по озеру на сампане, сопровождавшие ее евнухи издавали трели, чтобы приманить птиц и заставить их порхать вокруг вдовствующей императрицы. Цыси сама умела ловко подражать голосам птиц и могла привлечь их садиться на кончики пальцев вытянутых рук. Ее способности к приручению птиц позже завораживали европейских посетителей. Одна из них – американская портретистка Катарина Карл – писала: «Цыси пользовалась длинной палочкой наподобие дирижерской, срезанной с молодого деревца и очищенной от коры. Она любила дурманящий аромат леса, исходивший от этих свежесрезанных побегов… она поднимала такую взятую с собой палочку вверх и сложенными губами издавала тихий звук, напоминающий посвист птицы, не отводя своих глаз от понравившейся пичуги. Птичка начинала спускаться с одной ветки на другую, пока не оказывалась на кончике палочки Цыси. После этого вдовствующая императрица плавно подводила свою вторую руку все ближе, и птица пересаживалась на ее вытянутый палец!»
Мисс Карл «наблюдала за происходящим с предельным вниманием, затаив дыхание, при этом возникло такое напряжение, и зрелище настолько поглотило, что при внезапном завершении дела, когда птичка наконец-то села ей на палец, меня посетил приступ настоящей боли».
Даже рыбу можно было заставить прыгнуть в ее открытые ладони – вдовствующая императрица при этом непроизвольно по-детски вскрикивала. Для этого требовались корзины красных земляных червей особого вида, около 3 сантиметров длиной. Именно на них рыба шла в руки человека у причала, где Цыси чаще всего садилась отобедать.
Она держала несколько десятков собак. Эти собаки жили в павильоне, снабженном шелковыми подушками, чтобы собаки спали на них, и большим гардеробом жакетов из парчовой ткани, вышитых хризантемами, цветками дикой яблони и другими яркими рисунками. Ради пресечения нежелательных случек ее собак держали на территории дворца. Сотни домашних собак, принадлежащих придворным дамам и евнухам, содержались отдельно во дворах их владельцев. Кое-кто из собаководов считал, что Цыси «с момента выведения породы пекинесов сделала для этой породы больше, чем кто бы то ни было еще из ее знатоков». Так, она прервала воспроизведение породы пекинеса под названием «для рукава», то есть миниатюрных животных, которых можно было носить в широких рукавах халата придворных чинов, использовавшихся вместо кармана. Говорят, что рост пекинесов для рукава прекращали, кормя их исключительно сладостями с вином, а также наряжая в тесные сетчатые жилетки. Цыси рассказала Катарине Карл о своем отвращении к таким противоестественным приемам и о том, что она не может понять: как можно уродовать животных по глупой прихоти их хозяев?!
Из домашних животных особую привязанность вдовствующая императрица питала к китайскому мопсу породы пекинес и скайтерьеру. Последний умел выполнять трюки и по команде Цыси лежал совершенно без движения. Шевелился он тоже по ее команде, не обращая внимания на крики других людей. Китайский мопс отличался длинной, шелковистой желтовато-коричневой шерстью и огромными светло-карими, подернутыми влагой глазищами. Приручить его было делом непростым, и Цыси в сердцах назвала его Шацзы (маленький дебил). Позже она позировала Катарине Карл, рисовавшей ее портрет, сидя за спиной самой художницы и проявляя «живейший интерес» к ее работе.
В Пекине находилась богатейшая коллекция чучел птиц и зверей, собранная французским миссионером, зоологом и ботаником Арманом Давидом, который с момента приезда в Китай в начале правления Цыси обнаружил многие сотни новых видов, неизвестных в Европе, среди них – гигантскую панду. Услышав об этой коллекции, Цыси очень ею заинтересовалась и захотела посмотреть экспонаты. Так случилось, что коллекция находилась в помещении, примыкавшем к католическому кафедральному собору, возвышавшемуся над Морским дворцом. После переговоров с Ватиканом (через английского посредника) ее правительство заплатило 400 тысяч лянов за строительство собора в другом месте и купило старую церковь вместе с коллекцией. Цыси ее посетила, но только один раз. Ее мало интересовали чучела мертвых животных.
Единственными состязательными играми, разрешенными китайской традицией, были комнатные игры. Игра в карты или мацзян (последнее время принято неверно называть «маджонг») Цыси не нравилась, она отказалась разрешить ее при дворе. Популярным занятием в свободное время при дворе была игра в кости, и Цыси иногда тоже могла их метнуть. Она придумала игру в кости наподобие «Змей и лестниц», только на доске изображалась карта Китайской империи со всеми провинциями, раскрашенными разными красками. Восемь вырезанных из слоновой кости фигурок языческих божков, представляющих легендарную восьмерку Бессмертных даосов, путешествовали по империи, пытаясь попасть в ее столицу. Во время путешествия они могли отправиться любоваться красотами таких мест, как Ханчжоу, или попасть в ссылку и тогда выбывали из игры. Все зависело от того, как выпадут кости. Тот, кто попадал в Пекин первым, объявлялся победителем и получал сладости и пироги, а проигравший должен был исполнить песню или рассказать анекдот. Деньги на кон никогда не ставили. Серьезным увлечением Цыси считала рисование, и ему она училась у молодой вдовы девы Мяо, которую специально для этого пригласила. Дева Мяо относилась к народности хань и выделялась при дворе всем: от волос до пальцев на ногах. Вместо сложной и перегруженной украшениями маньчжурской прически она укладывала волосы в тугой пучок на затылке, а вокруг него наматывала нитку жемчуга. Маньчжурское платье до пола ей заменяла свободная верхняя одежда, длиной чуть ниже колена, из-под которой виднелась длинная юбка в складку, прикрывавшая пару «семисантиметровых золотых лотосов» – перевязанных ступней, на которых девушка спотыкалась и раскачивалась при ходьбе, едва превозмогая боль. Цыси, как маньчжурка, избежавшая перевязывания ступней, при виде изуродованных ног Мяо сжималась от ужаса. Как-то раньше, увидев босые ноги одной из своих служанок, снабжавших ее молоком, она сказала, что не может переносить их вида, и приказала их размотать. Теперь она попросила деву Мяо размотать свои ступни, и такому распоряжению учительница рисования была только рада повиноваться.
С таким наставником, как дева Мяо, Цыси стала искусным самодеятельным художником, и ее наставница говорила, что вдовствующая императрица владеет своей кистью «с уверенностью и точностью». В каллиграфии она достигла гораздо больших высот: Цыси научилась одним движением кисти без отрыва изображать иероглиф в человеческий рост. Такие иероглифы, означающие «долголетие» и «счастье», по традиции преподносили в качестве подарков высокопоставленным чиновникам. Репутация девы Мяо как наставника вдовствующей императрицы позволила ее продавать свои собственные рисунки по высокой цене, купить себе просторный дом и помогать родственникам.
Рядом с Летним дворцом находилось множество буддийских и даосских храмов, настоятели которых организовывали регулярные праздники. В них принимали участие и женщины в сопровождении мужчин, одетые в самые яркие платья. Из дальних мест приходили балаганные артисты; они бегали на ходулях, скакали в плясках льва (уши), размахивали светильниками дракона, исполняли акробатические упражнения и показывали фокусы. Когда эти праздники проходили рядом с Летним дворцом, Цыси часто наблюдала за представлением со сторожевой башни стены. Зная, что за ними наблюдает вдовствующая императрица, участники представлений старались продемонстрировать все свои способности, а она подбадривала их и не скупилась на щедрые подачки. Самые крупные вознаграждения одно время доставались бородатому мужчине, крутившему спирали в одежде сельской женщины. Цыси очень любила народные развлечения и никогда не считала их ниже своего достоинства.
