– А если я угадаю ваше настоящее имя, вы мне скажете?
– Нет.
– Адам.
– Ты зря теряешь время.
– Арнольд.
– Хватит, Кропп.
– Александр. Аксельрод. Бенджамин. Брэд. Брюс. А может, по первой букве? Первую букву подскажете?
Оп-девять молчал. Я не понимал, почему для него так важно не открывать своего имени. Может, он приобрел дурную репутацию или его разыскивают за какое-нибудь страшное преступление, которое имеет какое-то отношение к Абхазии, а Контора его прикрывает?
– Ладно, проехали. Я вот что хотел спросить: вы не думаете, что все случившееся как-то связано с тем, что после маминой смерти я не ходил в церковь?
Оп-девять приоткрыл левый глаз и скосил его на меня.
– Вы же видите, что это из-за меня постоянно возникают угрозы нашему миру. Может быть, Бог разгневался на меня?
Оп-девять закрыл глаз:
– Разве не странно, Альфред, что мы склонны все наши несчастья списывать на Бога, а все удачи считаем собственными заслугами?
Я поразмыслил над его словами. Наверняка не скажу, но мне показалось, что он обвиняет меня в эгоизме. Это меня-то!
– Оп-девять, по-вашему, я плохой человек?
– По-моему, ты пятнадцатилетний человек.
– Как это понимать?
– Ангелов создали в мгновение ока. На людей времени нужно чуть больше.
– Это хорошо. А в моем случае, насколько я понимаю, – плохо. Одно я могу сказать точно. Это вторжение многих сделает верующими. Я знаю, у вас сейчас забот полон рот, но, если вдруг выдастся пара свободных минут, не могли бы вы помолиться за мою маму?
– Кропп, я больше не священник.
– Я знаю, но вреда же не будет.
Оп-девять промолчал. Глаза у него были закрыты, и невозможно было понять, молится он или дремлет.
33
Вскоре я увидел взлетно-посадочную полосу. Она напоминала широкий черный шрам на нетронутом снегу. Мы остановились у ее края, и я, не дожидаясь нашего молчаливого водителя, выбрался из машины. Сильный ветер чуть не сбил меня с ног – как мы взлетим в такую погоду?
Ко мне присоединился Оп-девять. Я показал на ожидающий в конце полосы транспорт:
– Что это за махина?
Я в жизни не видел таких самолетов. Этот был похож на бумажный – гладкие крылья начинались у самого носа и, постепенно расширяясь, уходили к хвостовому плавнику, который казался слишком маленьким для самолета размером с «Боинг-747». Фюзеляж заострялся у кабины, словно какой-то великан взял обычный самолет и вытянул его в длинную каплю. Еще он смахивал на садовый совок с крыльями.
– Это модифицированная версия Икс-тридцать, самый быстрый самолет на свете, – ответил Оп-девять. – Он летит на самой границе атмосферы со скоростью четыре тысячи миль в час.
– Ух ты! Всегда хотел полетать на таком.
– Из чего следует, что мы достигнем точки ввода меньше чем через час.
– Отлично. А где наша точка ввода?
Я ожидал, что Оп-девять назовет какое-нибудь экзотическое место, где Майк побывал с миссией от Конторы, – Стамбул или Шри-Ланку.
Но Оп-девять сказал:
– Чикаго.
Я не заметил на борту X-30 ни пилота, ни экипажа вообще. Когда мы зашли в главный салон, Оп-девять сам затворил за нами дверь. Внутри все было совершенно новым – от ковровой дорожки до кожаных кресел первого класса. Мы пристегнулись, и Оп-девять нажал на кнопку в подлокотнике. Самолет тут же начал разгон. Я всей своей массой впечатался в спинку кресла и обнаружил, что лежу под углом сорок пять градусов. Мы взмыли в воздух. Когда мы проходили облака, нас пару раз тряхнуло, а потом в окно со стороны Оп-девять ворвался солнечный свет.
Я слегка повернул голову, чтобы полюбоваться видом, но этот процесс занял много времени. Дело в том, что мы развили скорость почти в два Маха
[24]
, когда для поворота головы нужна не только физическая сила, но и воля.
Снаружи открылась потрясающая картина: солнце, зависшее на горизонте, позолотило сплошное покрывало облаков, а небо было девственно-синим. Я вспомнил ребят, которые играли в соккер на голом снежном поле, и сказал себе: «Запомни это, Кропп, и никогда не забывай. Это прекрасно».
Самолет продолжал набирать высоту, линия горизонта начала изгибаться, и я увидел истинную кривизну Земли. Небо потемнело до дымчато-фиолетового, а потом стало сверкающе-черным.
Оп-девять наклонился ко мне:
– Мы выходим из атмосферы, Кропп! – Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев двигателей. – Разгоняемся до шести Махов!
Обычно Оп-девять бывал весел, как гробовщик, а тут заулыбался, словно ребенок на аттракционах. Мы выровнялись, шум двигателей стих, чего я не мог сказать о своем желудке.
– В чем дело, Кропп? – спросил Оп-девять, заметивший, наверно, что я стал белым, как снег в тысячах миль под нами.
– Не уверен, что это так уж здорово, – ответил я. – В последний полет меня довольно жестко десантировали.
Оп-девять сунулся под кресло и достал оттуда большую книгу в кожаном переплете – такую же, как та, что я видел во время перелета в Сахару.
– Что это за книга?
– «Арс гоетия»… Искусство вытья.
– Какого еще вытья?
– Название относится к методу, при помощи которого маг контролирует Падших. Говорят, что «Арс гоетия» написана самим Соломоном. В ней даны описания семидесяти двух духов, указаны их символы и способности, а также приведены заклинания, силой которых их можно вызвать из Святой Чаши и сохранить при этом над ними власть. Насчет того, как «выть» эти заклинания, существует подробная инструкция, отсюда и название.
– Значит, это что-то вроде руководства по борьбе с демонами?
Оп-девять поморщился:
– Нет, с помощью этого руководства мастер может использовать их в своих целях. Большая Печать бесполезна, если ее владелец не может произнести заклинания так, как они описаны Соломоном. Слово в слово, никаких отклонений.
– Понятно. Вот почему демоны не послушались меня, хоть я и надел кольцо. Заклинаний-то я не знал.
Оп-девять снова поморщился:
– Я предпочитаю не называть их демонами. Это унижает их природу.
– Но разве они не демоны?
– Альфред, нам следует не бояться их, а скорее жалеть.
