Через пару секунд я увидел отблески тусклого света на черном металле. Это Кенни спустил со своей койки мой меч. Я знал, что клинок очень острый, поэтому принял его с большой осторожностью.
– Кенни, я же запретил его трогать, – сказал я и прижал меч к груди.
– Прости, Альфред Кропп. Пожалуйста, не злись на меня.
Я провел пальцем по гладкой стороне черного меча.
– Больше к нему не прикасайся, ладно?
– Ладно, Альфред Кропп.
Я положил меч обратно под кровать.
После возвращения из Лондона я поначалу ежедневно доставал из-под кровати меч Беннасио. На меня наваливалась такая тоска, что со временем я стал браться за него все реже и реже. В последний раз с этим мечом в руках Беннасио бился за спасение мира, а теперь он превратился в обычный подарок на память.
Я представил, как под старость буду показывать меч Беннасио соседским детишкам и говорить скрипучим голосом: «Посмотрите-ка, ребята! Знаете, что это за меч? Это меч последнего рыцаря на земле и самого храброго человека из всех, кого я знал». А мальчишки наверняка рассмеются и убегут от сумасшедшего старика Кроппа, который уже надоел своими бесконечными небылицами о волшебных мечах, пруклятых рыцарях и поющих ангелах.
– О чем ты думаешь, Кропп? – шепотом спросил Кенни со своей койки.
– Кенни, как бы ты поступил, если бы сию вот секунду узнал, что тебе оставили в наследство миллиард долларов, а Хорас Таттл собирается тебя усыновить, чтобы захапать эти деньги?
Кенни немного помолчал. Наверное, обдумывал ответ.
– Я бы сбежал, Альфред Кропп.
– В точку, – сказал я.
5
Я не сбежал в ту ночь. И в следующую. И через день. В последний раз я смылся из Ноксвилла в чем был и без всякого плана (то есть конкретно у меня его не было), поэтому теперь твердо решил, что не уеду без чистых носков и белья и заранее продумаю весь маршрут.
Спустя пару дней после визита мистера Нидлмайера Хорас сообщил, что назначено слушание по существу его ходатайства о моем усыновлении. Мне светило стать Хорасом Таттлом-младшим. Он начал заваливать меня подарками: купил айпод, новую одежду, сотовый. И еще стал называть меня «мой мальчик». Например, говорил: «Доброе утро, Альфред, мой мальчик!» А если не ходил за мной по пятам, как щенок, который отчаянно хочет заслужить внимание хозяина, то высматривал с Бетти новый дом в богатых кварталах Ноксвилла.
Я понимал, что надо как можно скорее бежать от Таттлов, но все никак не придумать, куда именно и чем я буду заниматься, когда доберусь до места. Англия – подходящий вариант, ведь мой отец приехал оттуда, и там вполне могли жить какие-нибудь мои родственники. Только я не представлял, как нарисуюсь у них на пороге и заявлю: «Привет! Я ваш кузен Кропп!»
Как-то днем по дороге к автобусу меня реально «откроппили». Четыре парня из футбольной команды набросились на меня, сбили с ног, сорвали рюкзак и пару раз двинули им по голове. Они слиняли, а я остался лежать на газоне, закрыв лицо руками.
– Эй, ты как? В порядке?
Я раздвинул пальцы и увидел, что надо мной стоит девушка. Светлые волосы. Голубые глаза. Загорелая.
– Ты ведь Альфред Кропп?
Я кивнул.
– А я – Эшли.
У нее было круглое лицо и голубые глаза, то есть очень голубые, я таких никогда не видел, и еще большие, как четвертаки.
Эшли присела рядом со мной. Автобус, изрыгая черный дым, отъехал от тротуара.
– Это был твой автобус?
Я кивнул.
– Тебя подвезти?
Я снова кивнул. После «кроппинга» даже кивать было больно.
– Идем. Я вон там припарковалась.
Я пошел за Эшли к ее машине. Это оказалась ярко-желтая «мазда-миата» с откидным верхом. Я закинул рюкзак на крохотное заднее сиденье и забрался в машину.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Кто-то сказал, не помню. Я только недавно приехала из Калифорнии. Отца сюда перевели.
– Ты из выпускного класса? – спросил я, хотя уже и сам догадался, потому что ее машина была припаркована на стоянке старшеклассников.
Эшли кивнула, а я подумал, что это отличный пример везения по-кроппски: меня решила подвезти роскошная девушка из выпускного класса и рядом нет никого, ни одного свидетеля.
– Почему те ребята тебя побили?
– Это такой «кроппинг».
– Кроппинг?
– Ты точно новенькая, раз не слышала о «кроппинге», – заметил я.
– А почему ты не дал им сдачи?
– Кодекс не позволяет.
Эшли удивленно посмотрела на меня:
– Какой кодекс?
– Ну, не знаю. Рыцарский, наверное.
– Рыцарский? Ты рыцарь, что ли?
– Нет, потомок рыцаря… – Я осекся. Эшли могла принять меня за фрика, что, вообще-то, недалеко от истины; короче говоря, я подумал, что лучше на эту тему не распространяться, и сказал: – Рыцарей больше не осталось. Ну, если не считать некоторых ребят в Англии, вроде Пола Маккартни. По-моему, он рыцарь, но это у него, скорее, почетный титул.
Тут вдруг моя левая щека стала горячей, а правая, которую не видела Эшли, похолодела, прямо ледяной стала. Это было жутковато.
Я сказал Эшли адрес Таттлов. Когда она остановилась, мы с минуту сидели и смотрели на покосившийся дом и заросший сорняками газон с неухоженными кустами.
– Значит, здесь ты живешь? – спросила Эшли.
– Нет. Здесь я существую. – Я вышел из машины. – Спасибо, что подвезла.
– Без проблем. Еще увидимся.
– Обязательно. Пока.
Маленькая желтая «миата» рванула по шоссе, а я проводил ее взглядом и пошел в дом. Надо было приложить к голове лед.
6
Следующие две недели я постоянно натыкался в кампусе на эту высокую, загорелую, голубоглазую выпускницу. Однажды в столовой за ланчем я поднял голову, и – раз! – Эшли сидит напротив меня. Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, но почему-то занервничал.
– Привет, Альфред, – сказала Эшли. – Как дела?
Я огляделся:
– Ты уверена, что хочешь, чтобы тебя видели вместе со мной?
– А почему нет?
– Это плохо отразится на твоей репутации.
Эшли рассмеялась и откинула волосы. Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что блондинки откидывают волосы гораздо чаще, чем брюнетки или рыжие.
– Я рискну.
– Я знаю, каково это. Быть новеньким в школе. Только когда я поступил сюда в прошлом году, я не был выпускником, у меня не было крутой тачки и на меня уж точно никто не заглядывался.
