«Джейкоб». Она назвала его полным именем. Когда тебя так называют, ничего хорошего ждать не приходится. Сейчас она поставит его на место: «Джейкоб, с чего это вы взяли, что я захочу…»
— Джейкоб, — продолжила Карли. — Вообще-то я кое с кем встречаюсь.
«Ну естественно, — подумал Джейк. — Конечно, она с кем-то встречается. Темноволосая красавица с такими очаровательными веснушками. Ясное дело».
— Простите, — пробормотал он. — Очень жаль.
Он хотел извиниться за то, что побеспокоил ее, но на самом деле ему было ужасно жаль, что она с кем-то встречается.
— Кроме того, — заметила Карли, — я в Ванкувере, а вы в Швейцарии.
— На этой неделе я буду в Сиэтле. Здесь у меня аспирантура, я занимаюсь компьютерным моделированием неоднородных мультипроцессорных реакций, и ЦЕРН посылает меня в «Майкрософт» на семинар. И я мог бы… В общем, понимаете, я подумал, что мог бы прилететь в Америку на день-другой раньше… через Ванкувер. У меня куча бонусов за частые полеты, мне это ничего не будет стоить.
— Когда? — спросила Карли.
— Я… Я могу быть в Ванкувере уже послезавтра. — Ему стало немного легче. — Семинар начинается в четверг. В мире, конечно, кризис, но у «Майкрософта» все по плану.
«По крайней мере, пока», — подумал Джейк.
— Хорошо, — сказала Карли.
— Хорошо?
— Хорошо. Приезжайте ко мне на работу, если хотите. Буду рада встретиться с вами.
— А как же ваш парень?
— Кто сказал, что это парень?
— О… — Пауза. — О!
Но тут он услышал смех Карли.
— Я просто пошутила. Да, парень. Его зовут Боб. Но это не так уж серьезно и…
— Да.
— И мне тоже кажется, что мы просто должны познакомиться поближе.
Джейк был страшно рад тому, что улыбку от уха до уха по телефону увидеть невозможно. Они с Карли договорились о времени встречи, попрощались, и он повесил трубку.
Сердце у него, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он всегда знал, что когда-нибудь встретит ту самую женщину, он никогда не переставал надеяться. Он не подарит ей цветов — ему ни за что не удастся пронести цветы через таможню. Нет, он привезет ей что-нибудь ужасно неполезное из «Шоколада Мишель». В конце концов, Швейцария была страной шоколада.
Хотя при его везении Карли могла страдать диабетом.
Младший брат Тео Димитриос снимал квартиру с тремя другими студентами в пригороде Афин, но когда Тео пришел к нему поздно вечером, Димитриос был дома один.
Дим изучал европейскую литературу в Национальном Каподистрийском университете Афин. Он с детства мечтал стать писателем. Читать и писать Дим научился еще до того, как пошел в школу, и непрерывно стучал по клавишам домашнего компьютера: сочинял рассказы. Тео несколько лет назад обещал перенести все рассказы брата с дискет на лазерные диски — ведь домашних компьютеров с дисководами для дискет уже не производили, а вот в ЦЕРНе такие компьютеры кое-где еще сохранились. Тео подумал, не предложить ли брату снова свои услуги, но не знал, что лучше: чтобы Дим думал, что он просто забыл о своем обещании, или чтобы понял, что его братец за столько лет не нашел трех минут, чтобы обратиться с просьбой к кому-нибудь из компьютерного отдела.
Дим был в синих джинсах (ретро!) и желтой футболке с логотипом «Анахайм» — популярного американского телесериала. Даже старшекурсники, изучающие европейскую литературу, порой попадали под влияние американской поп-культуры.
— Здравствуй, Дим, — сказал Тео.
Раньше он никогда не обнимал младшего брата, но сейчас ему ужасно захотелось это сделать. Мысли о собственной смерти вдруг пробудили братские чувства. Но Дим наверняка не понял бы, что означают эти объятия. Их отец Константин особой сентиментальностью не отличался. Правда, перебрав узо, он мог ущипнуть официантку за задницу, но ему даже в голову не приходило ласково потрепать сыновей по голове.
— Привет, Тео, — произнес Димитриос таким тоном, словно они расстались только вчера, и посторонился, чтобы дать брату войти.
Квартира выглядела именно так, как может выглядеть жилище четырех парней, которым чуть-чуть за двадцать. Жуткий бардак. Кругом брошенная как попало одежда, на столе — коробки от фастфуда и куча всяких электронных игрушек, в том числе стереосистема класса «hi-end» и игровые приставки с эффектом виртуальной реальности.
Приятно было снова говорить по-гречески. Тео просто осточертели английский и французский: первый — многословием, а второй — резкими, неприятными звуками.
— Как поживаешь? — улыбнулся Тео. — Как дела в школе?
— Ты хотел спросить: «Как дела в университете?»
Тео кивнул. Для него самого после средней школы сразу началась учеба в университете, а брата-гуманитария он по-прежнему считал школьником. Но возможно, оговорка была не случайной. Все-таки их разделяли восемь лет — время немалое, но все же недостаточное для того, чтобы между ними совсем не осталось братского соперничества.
— Прости. Как дела в университете?
— Все нормально. — Димитриос встретился взглядом с Тео. — Один из моих преподавателей погиб во время Флэшфорварда, а одному из моих лучших друзей пришлось бросить учебу и уехать. Теперь он ухаживает за искалеченными родителями.
Сказать на это было нечего.
— Прости, — произнес Тео. — Этого никто не предвидел.
Дим кивнул и отвел глаза.
— У мамы с папой уже был?
— Еще нет. Позже зайду.
— Им, между прочим, нелегко пришлось. Все соседи знают, что ты работаешь в ЦЕРНе. «Мой сын — ученый, — всегда с гордостью говорил отец. — Мой мальчик — новый Эйнштейн». — Димитриос немного помолчал. — Больше он так не говорит. Им с матерью стыдно в глаза смотреть тем, кто потерял близких.
— Прости, — в который раз повторил Тео.
Он снова обвел взглядом комнату, в которой царил студенческий беспорядок, пытаясь найти хоть что-нибудь, на что можно было бы перевести разговор.
— Пить хочешь? — спросил Димитриос. — Пива? Минеральной воды?
— Нет, спасибо.
Несколько минут Димитриос молчал. Потом пошел в гостиную. Тео — за ним. Дим сбросил с дивана на пол одежду и листки бумаги и сел. Тео нашел стул, не слишком заваленный вещами, и тоже сел.
— Ты уничтожил мою жизнь, — сказал Димитриос, посмотрев в глаза Тео. И тут же отвел взгляд. — Я хочу, чтобы ты это знал.
У Тео душа ушла в пятки.
— Как?
— Эти… эти видения. Проклятье, Тео, разве ты не знаешь, как это трудно каждый день пялиться на клавиатуру? Не понимаешь, как легко опустить руки?
— Но ведь ты потрясающий писатель, Дим. Я читал твои работы. У тебя поразительное чувство языка. То твое сочинение о Крите, где ты провел лето… Как здорово ты описал Кносский дворец!
