Несмотря на достигнутый прогресс, афганские женщины в плане безопасности постоянно сталкивались с угрозами в свой адрес, и не только со стороны оправлявшихся после поражения талибов. Например, весной 2009 года президент Карзай подписал новый ужасный закон, который резко ограничил права женщин, принадлежащих к одной из немногочисленных групп шиитского населения. Культурные традиции этой этнической группы, которая называлась «хазарейцы», отличались консерватизмом. Закон, в который вошли положения, по существу легализовавшие изнасилование в браке и требовавшие от шиитских женщин получение разрешения своих мужей для выхода из дома, грубо нарушил конституцию Афганистана. Карзай поддержал эти меры, поскольку рассчитывал укрепить отношения со старейшинами хазарейцев, которые являлись сторонниками жесткой линии, что, безусловно, ни в коей мере не могло выступить оправданием. Я была потрясена и дала Карзаю понять это.
В течение двух дней я звонила Карзаю три раза, настаивая на том, чтобы он отозвал закон. Если можно было подобным образом проигнорировать конституцию и права этого национального меньшинства, это означало, что и права всех остальных граждан, как мужчин, так и женщин, также находились в опасности. Это могло подорвать моральный авторитет его режима в борьбе против талибов. Я знала, как высоко Карзай ценит личные отношения и проявление уважения, поэтому я также дала понять, что это было важно и для меня. Я объяснила, что если он согласится с этим возмутительным законом, то мне будет весьма сложно объяснить, почему американские женщины, в том числе и мои бывшие коллеги по работе в конгрессе США, должны продолжать оказывать ему поддержку. Я говорила с ним на том языке, который он понимал. Карзай согласился приостановить этот закон и отправить его на доработку в министерство юстиции, и в конечном итоге в него были внесены изменения. Хотя этого было недостаточно, но это уже был шаг в правильном направлении. Чтобы поддерживать нормальные отношения с Карзаем, я старалась придерживаться такого рода личной тихой дипломатии. Я хотела, чтобы он знал, что мы всегда могли пообщаться — и даже поспорить — без огласки в средствах массовой информации.
Всякий раз, когда я встречалась с афганскими женщинами, будь то в Кабуле или где-либо на международных конференциях, они трогательно рассказывали мне, насколько сильно они хотели помогать в деле восстановления и развития своей страны. Они также высказывали опасения, что с таким трудом достигнутый прогресс может быть принесен в жертву в случае ухода из страны американских войск или же заключения Карзаем сделки с талибами. Это было бы трагедией, а не только для афганских женщин, но и для всей страны. Таким образом, всякий раз, когда заходила речь о реинтеграции повстанцев и примирении с талибами, я ясно давала понять, что достижение мира за счет нарушения прав афганских женщин неприемлемо. Уж тогда лучше в целом отказаться от достижения мира.
Я сделала критерии для реинтеграции, обозначенные в докладе Риделя (отказ от насилия, разрыв отношений с «Аль-каидой», признание конституции) девизом своей дипломатии на афганском направлении. На нашей первой крупной международной конференции по Афганистану, организованной в Гааге в марте 2009 года, я обратилась к собравшимся делегатам с призывом отличать «экстремистов из „Аль-каиды“ и движения „Талибан“ от тех, кто оказался в их рядах не по убеждению, а из-за отчаяния». На международной конференции в Лондоне, состоявшейся в январе 2010 года, Япония согласилась выделить 50 миллионов долларов для обеспечения финансовых стимулов простым боевикам-талибам сложить оружие. Я пообещала, что Соединенные Штаты также предоставят на указанные цели существенные средства, и отметила, что мы были убеждены в том, что и другие страны последуют этому примеру.
В Лондоне во время интервью меня спросили, не вызовет ли у американцев «удивление и, возможно, даже тревогу» новость о том, что мы пытаемся примириться с некоторыми повстанцами, в то время как президент США направляет дополнительные войска для борьбы с теми же самыми талибами.
— Нельзя отделять одно от другого, — ответила я. — Усиление военного присутствия без каких-либо политических шагов вряд ли приведет к успеху… Попытки заключить мир со своими противниками без силовой поддержки также завершатся провалом. Поэтому на самом деле это комплексная стратегия, в которой заключен глубокий смысл.
Я выдвигала этот аргумент в ходе многочисленных дебатов в Ситуационном центре в Белом доме, когда заходила речь о наращивании численности войск, и это соответствовало моим представлениям об «умной силе». Наряду с этим я осознавала, что, даже если это и было разумной стратегией, ее, вполне вероятно, было трудно принять. Поэтому я всякий раз добавляла:
— Полагаю, что первопричиной данного вопроса является обеспокоенность в отношении тех, погодите минутку, скажем так, в отношении тех самых плохих парней. Почему мы ведем диалог с ними?
И это был справедливый вопрос. Но в то время речь не шла о примирении с вдохновителями и организаторами терактов или с лидерами движения «Талибан», которые укрывали Усаму бен Ладена. Я объясняла, что наши усилия были направлены на то, чтобы попытаться оторвать от талибов тех повстанцев, которые встали на сторону движения «Талибан» не по идеологическим причинам, а по материальным, нуждаясь в источнике доходов.
До сих пор это было именно так — по крайней мере, для нас. Со своей стороны, Карзай следовал своему обещанию об организации процесса примирения, которое он дал в 2009 году в своей инаугурационной речи, и изучал возможность начала прямых переговоров с лидерами талибов. Чтобы обеспечить поддержку своим усилиям, летом 2010 года он созвал традиционную ассамблею старейшин афганских племен и поручил Высокому совету примирения во главе с бывшим президентом Афганистана Бурхануддином Раббани организовать эти переговоры. (К сожалению, в сентябре 2011 года Раббани был убит террористом-смертником с помощью взрывного устройства, спрятанного в тюрбане. Сын Раббани согласился занять место отца в Высоком совете примирения.)
Одной из проблем для нормализации ситуации в Афганистане на начальном этапе было противодействие со стороны сотрудников пакистанской разведывательной службы, известной как ИСИ
[39]
. У сотрудников ИСИ были давние отношения с талибами еще со времен совместной борьбы против Советского Союза в 1980-х годах. Они продолжали предоставлять талибам убежище на территории Пакистана и поддерживали повстанческое движение в Афганистане, чтобы провоцировать нестабильность в стране и препятствовать возможному усилению влияния Индии. Для пакистанцев было нежелательно, чтобы Карзай, игнорируя их интересы, достиг сепаратного мира с талибами. И это была только одна из проблем, с которой столкнулся Карзай. Он также должен был учитывать вероятность конфликта со своими бывшими союзниками из Северного альянса, многие из которых являлись представителями этнических меньшинств, таких как таджики и узбеки, и подозревали, что Карзай может предать их ради хороших отношений с пуштунами в движении «Талибан». Учесть интересы всех этих игроков и попытаться наладить прочный мир было все равно что сложить кубик Рубика.
