(костей)
сухих стволов и ветвей. Когда они подошли ближе, крут света сделался меньше и ярче. Без промедления, даже не взглянув под ноги, чтобы посмотреть, куда ступает, Джад двинулся вверх. Он не карабкался, не цеплялся руками за ветви, не пригибался, как это бывает, когда поднимаешься по каменистому или песчаному склону холма. Он просто шел вверх, как по лестнице. Он шел как человек, который хорошо знает дорогу.
Луис двинулся следом за ним.
Он не смотрел вниз, не выбирал, куда ставить ногу. Он вдруг преисполнился странной уверенности, что валежник не причинит ему вреда, если он сам этого не позволит. Разумеется, эта была полная чушь, вроде глупой уверенности, что медальон со святым Христофором убережет тебя от автомобильной аварии, даже если ты сядешь за руль пьяный в хлам.
Но оно действовало.
Не было треска сухих веток, ломающихся под ногами, не было провалов между стволами, ощетинившихся острыми щепками, готовыми вонзаться, рвать и калечить. Его туфли (мокасины «Хашпаппис» — лучшая обувь для лазания по валежнику) не скользили по сухому мху, которым поросли многие поваленные стволы. Его не бросало ни вперед, ни назад. Только ветер дико завывал среди сосен.
Луис увидел Джада, стоявшего на вершине кучи валежника, но уже в следующую секунду старик начал спускаться. Сначала из виду исчезли его икры, потом — колени, потом — бедра. Свет фонарика высвечивал качавшиеся на ветру ветви деревьев на той стороне… барьера. Да, именно так. К чему отрицать очевидное? Это было не что иное, как барьер на границе.
Добравшись до вершины, Луис на секунду остановился, поставив правую ногу на ствол, торчавший под углом тридцать пять градусов, а левую — на что-то мягкое и пружинистое… на кучку старых сосновых веток? Он не стал смотреть вниз, только переложил тяжелый пакет с Черчем из правой руки в левую, а легкую лопату — из левой в правую. Поднял голову, подставляя лицо ветру, такому холодному, чистому и… неизменному.
Ступая беспечно, как на прогулке, Луис начал спускаться. Один раз у него под ногой с громким хрустом сломалась ветка — судя по ощущениям, достаточно толстая, — но он воспринял это совершенно спокойно, и его нога твердо встала на другую, еще более толстую ветку четырьмя дюймами ниже. Луис даже не покачнулся. Теперь он понимал, как во время Первой мировой войны командиры расхаживали над траншеями под градом вражеских пуль, насвистывая «Долог путь до Типперери». Это было безумие, но именно из безумства и рождалось опьяняющее веселье.
Он спускался, глядя прямо вперед, на яркий круг света от фонарика Джада. Джад уже ждал его внизу. Когда Луис ступил на землю, веселье вспыхнуло, как тлеющие угли, на которые плеснули горючую жидкость.
— У нас получилось! — воскликнул он. Воткнул в землю лопату и хлопнул Джада по плечу. Он вспомнил, как в детстве забирался на самую верхушку яблони, что раскачивалась на ветру, как корабельная мачта. Таким энергичным и молодым Луис не чувствовал себя уже лет двадцать. — Джад, у нас получилось!
— А ты думал, что не получится? — спросил Джад.
Луис уже открыл рот, чтобы ответить: Думал, что не получится?!Да мы просто чудом не убились! — но тут же закрыл. На самом деле он вообще не задумывался об этом с той самой секунды, как Джад подошел к куче валежника. И совершенно не волновался насчет обратного пути.
— Да нет, не думал, — ответил он.
— Пойдем. Нам еще идти и идти. Мили три, если не больше.
И они пошли. Тропа действительно продолжалась за кучей валежника, уводя дальше в лес. Местами она казалась очень широкой, хотя на ходу в свете фонарика разглядеть что-либо было трудно; просто вдруг возникало ощущение пространства, словно деревья расступились.
Пару раз Луис поднимал голову и видел звезды, мерцавшие в просветах между ветвями. Один раз тропу перебежал какой-то зверек, свет фонаря на миг отразился в зеленых глазах… и зверек тут же исчез.
Местами тропа сужалась настолько, что жесткие ветви подлеска царапали плечи Луиса. Теперь он чаще перекладывал пакет и лопату из руки в руку, но боль была постоянной. Он вошел в ритм ходьбы — ритм почти гипнотический. Да, здесь была сила, он это чувствовал. Ему вспомнился один случай из юности, когда он учился в выпускном классе. Он со своей девушкой и еще одной парочкой пошел гулять на окраину города, и они забрели в тупик грунтовой дороги возле электростанции. Они пробыли там совсем недолго, обнимаясь и целуясь, а потом девушка Луиса вдруг объявила, что хочет уйти домой или куда-то в другое место, потому что у нее разболелись все зубы (по крайней мере все зубы с пломбами, каких было подавляющее большинство). Луису и самому хотелось поскорее уйти оттуда. Воздух вокруг электростанции заставлял его нервничать и придавал мыслям какую-то странную, почти пугающую ясность. Здесь ощущение было такое же, только сильнее. Сильное, но не неприятное. Оно было…
Джад резко остановился у подножия пологого склона. Луис налетел на него.
Джад обернулся к нему.
— Мы почти пришли, — сказал он спокойно. — Дальше будет участок вроде того валежника. Идти нужно уверенно, твердым шагом. Следуй за мной и не смотри вниз. Ты заметил, что мы шли под гору?
— Да.
— Мы сейчас на границе болота, микмаки называли его Духовой топью. А торговцы пушниной называли его Мертвой трясиной, и те из них, кто проходил здесь и возвращался, второй раз сюда не совались.
— Там что, зыбучие пески?
— Нуда. Сплошные зыбучие пески. Подземные воды просачиваются наверх сквозь кварцевые отложения, оставленные ледником. Мы зовем их кварцевым песком, хотя, наверное, у него есть какое-то правильное название.
Джад посмотрел на Луиса, и тому показалось, что в глазах старика мелькнуло что-то лихорадочное и не слишком приятное.
Потом Джад опустил фонарик, и ощущение исчезло.
— Это странное место, Луис. Воздух здесь плотный… наэлектризованный… не знаю, как описать. — Луис вздрогнул. — Что с тобой?
— Ничего, — ответил Луис, вспоминая тот вечер в тупике возле электростанции.
— Может быть, ты увидишь огни святого Эльма, моряки называют их огнями духов. Они иногда принимают необычную форму, но бояться не надо. Если вдруг станет не по себе, просто не смотри на них, и все. Еще тебе могут послышаться голоса, звуки, похожие на голоса… но это всего лишь гагары летят на юг. Звуки разносятся далеко. Так что не обращай внимания.
— Гагары? — с сомнением переспросил Луис. — В это время года?
— Нуда, — снова произнес Джад ровным, совершенно невыразительным голосом. Луису вдруг отчаянно захотелось увидеть лицо старика. Ему никак не давал покоя тот взгляд…
— Джад, куда мы идем? Какого черта мы здесь забыли, в этих диких дебрях?
— Все расскажу, когда придем на место. — Джад отвернулся. — Шагай по кочкам.
Они снова пошли вперед, перешагивая с одной широкой кочки на другую. Луис даже не нащупывал их. Его ноги как будто знали, куда ступать — безо всякого участия разума. Только однажды он оступился, левая нога соскользнула, пробила тоненькую корочку льда и погрузилась по щиколотку в холодную склизкую воду. Луис быстро вытащил ногу и поспешил за пляшущим светом фонарика Джада. Этот свет, плывущий по лесной чаще, воскрешал в памяти истории о пиратах, которые Луис обожал в детстве. Злодеи зарывают в землю золотые дублоны безлунной ночью… и непременно бросают в яму поверх сундука кого-то из своих товарищей с пулей в сердце, потому что верят — во всяком случае, так утверждают авторы тех мрачных историй, — что дух мертвеца будет охранять клад.
