Впрочем, меня скорее интересует не то, что прошло, а то, что нас ждет дальше. Когда люди собираются в больших количествах, эпидемии неизбежны. Учитывая, что население планеты составляет 7 миллиардов человек и растет примерно на 80 миллионов в год (это равно населению Германии), вопросы стоят так: что вызовет следующую «чуму», кто будет к ней уязвим и когда она начнется. Меры здравоохранения, конечно, уменьшат ущерб, но, вполне возможно, их может оказаться недостаточно.
Я вижу немало параллелей между изменениями климата и состава наших микробов-обитателей. Современные эпидемии – астма и аллергии, ожирение, расстройства обмена веществ – это не просто болезни, а внешние признаки внутренних изменений. Мы можем столкнуться с этой проблемой в любой момент. Например, ребенок с измененной микробной экосистемой и ослабленным иммунитетом может встретиться с легким патогеном, который тем не менее способен повредить его поджелудочную железу и вызвать ювенильный диабет. Или же проблема проявится, когда другой ребенок съест арахис или глютен – в данном случае есть риск тяжелой аллергии. Это не просто опасно, но и является признаком более серьезных нарушений баланса, потери наших резервов.
Скорее всего, потенциально смертоносный мутировавший микроб уже сейчас живет в каком-нибудь животном. Возможно, он получил новый ген, который помогает ему распространяться. Может быть, он переберется в какое-нибудь из наших сельскохозяйственных животных. Может быть, он перепрыгнет в промежуточного носителя, может быть, новыми носителями станем мы. Так или иначе, тучи уже сгустились.
К счастью, люди более или менее подготовлены к подобным «штормам»: наши разнообразные микробы и их 20 миллионов генов помогают сопротивляться болезням. Это партизаны, которые защищают свою родину, пока мы защищаем их самих. Но недавние исследования показывают, что некоторые вполне здоровые люди утратили от 15 до 40 % своего микробного разнообразия и гены, содержащиеся в них
{188}.
Самая большая опасность, грозящая нам: патогены, способные вызвать эпидемию, против которой мы беспомощны. Экологическая теория говорит, что люди, у которых состав бактерий-обитателей нарушен сильнее, окажутся наиболее уязвимы. При прочих равных условиях рискуют страдающие ожирением, астмой и другими современными эпидемическими заболеваниями. Генетические исследования говорят, что мы все – потомки довольно небольшой исходной популяции. Наши предки, возможно, пережили какой-то катаклизм, связанный, что не исключено, с изменениями климата. Но несмотря на современные дебаты по поводу глобального потепления, это не главная наша проблема, по моему мнению.
Если ничего не изменить, нас ждет «антибиотиковая зима» – куда более огромная опасность, всемирная эпидемия, которую не удастся остановить. Популяционная биология против нас: мы уже не защищены изоляцией, потому что живем в одной огромной взаимосвязанной деревне. Причем миллионы живут с ослабленной защитой. Когда придет новая чума, она, вполне возможно, будет быстрой и безжалостной, как вышедшая из берегов река, от которой негде спастись. Усугубило ситуацию безответственное, расточительное злоупотребление антибиотиками – думаю, оглядываясь назад, мы назовем эту эпоху именно так. И это самая главная причина, по которой я бью тревогу.
Мы говорили об эре до антибиотиков и эре антибиотиков; если не станем осторожнее, то вскоре нас ждет эра после антибиотиков. Сейчас эту тему всерьез рассматривает Центр по контролю и профилактике заболеваний, и я разделяю их беспокойство. Но я обдумываю другую идею: дело не только в том, что лекарства перестанут действовать из-за резистентности, но и в том, что миллионы людей становятся уязвимее из-за деградировавшей экосистемы. Одно связано с другим, но в нашем тесном мире второй фактор – это всемирный потоп, который может начаться буквально со дня на день.
Глава 16. Решения
Прошлым летом мне позвонила родственница, рассказала о сыпи, которая появилась у нее на ноге и отправила мне по электронной почте фотографию: уродливое, припухшее красное пятно около двух дюймов в диаметре с маленьким темным пятном в центре и границей, словно очерченной маркером. Больше всего оно напоминало мишень. Поскольку дело было летом, а жила она в Коннектикуте, мне сразу пришли на ум два слова: болезнь Лайма.
Я порекомендовал сразу же начать курс антибиотиков
{189}. Она принимала лекарство каждый день, пока сыпь не исчезла, и еще несколько дней после, даже когда чувствовала себя лучше – курс нужно завершить полностью.
Лекарство справилось с инфекцией, и мы оба порадовались. И хочу, чтобы все так и осталось. Еще раз повторюсь, я не их противник, равно как не противник мороженого – и то и другое замечательно выполняет свои функции, но вот если перебрать, это уже плохо. Чрезмерное употребление антибиотиков и слишком большое количество кесаревых сечений – это проблемы, требующие срочного разрешения.
Они могут быть как личными: мировоззрения и связанные с ними конкретные решения, так и институциональными: политика, которую должен проводить медицинский истеблишмент или государство, приоритетные направления исследований, которые они должны задавать. Иногда граница размывается как в случае с антибиотиками.
Во-первых, нужно умерить наш аппетит к этим мощным лекарствам. Это самый большой, простой и легко осуществимый шаг, который возможно осуществить в краткосрочной перспективе. Время вспять не повернешь, но по крайней мере замедлить ежедневное уничтожение нашего микробного разнообразия вполне реально.
Каждый несет личную ответственность за употребление лекарств. Скажите врачу, что хотите подождать еще несколько дней, прежде чем принимать амоксициллин от кашля, который длится неделю. Или не спешите бежать за рецептом от насморка для ребенка. Не надо заставлять медика выписывать средства, которые облегчают, в первую очередь, ваше беспокойство. Без родительского давления они наверняка смогут лучше разобраться, нужен ли препарат.
