Реальные шаги, благодаря которым египетский парень из Эль-Файюма и молодой человек из племени бессов в Центральной Фракии оказались на одной и той же триреме итальянского флота, нам неизвестны. Императоры располагали и пользовались далеко идущей властью в наборе, но папирусы и надписи представляют только добровольцев в первые два века империи – факт, который частично объясняет широкое пространство, на котором рассредоточились домашние очаги моряков. В любом случае упор на долгий срок службы указывает на добровольную основу. Служба обеспечивала материальное содержание и волнительные перемены в жизни. Часто моряк, уже поступивший на службу, заманивал на нее брата.
[263]
По увольнении ветеран становился представителем привилегированного сословия как римский гражданин. Некий египтянин по имени Семпроний писал своему сыну Гаю, который отправился служить в Александрию, но его отговорили от службы: «Я узнал от Тилиса (?), что, вняв его разубеждениям, ты не стал поступать на службу на флот и горевал два дня. С тех пор как я понял, что тебя разубедили, ты мне больше не сын. Ты знаешь, что отличаешься и с легкостью превосходишь во всем своих братьев. Тебе лучше найти хорошую службу».
[264]
По принуждению или по своей воле, ежегодно необходимое количество провинциальной молодежи, обычно в возрасте 18 лет, а во II столетии – двадцати трех лет, уходили на службу во флот.
[265]
К счастью, сохранились письма домой двух египетских рекрутов из Италии. Побольше бы таких содержательных и замечательных документов, как этот:
«Апион шлет своему отцу и повелителю Эпимаху большой привет.
Прежде всего, я молюсь, чтобы ты был в добром здравии и, благоденствуя, жил в согласии с моей сестрой, ее дочерью и моим братом. Благодарю бога Сераписа за то, что он спас меня однажды, когда мне угрожала опасность в море. Как только прибыл в Мизенум, я получил от Кесаря viaticum (путевые деньги) – три золотые монеты. Со мной все хорошо.
Прошу тебя, отец, повелитель, чтобы ты написал мне в коротком письме, во-первых, о своем благополучии, во-вторых, о моем брате и сестре и, в-третьих, чтобы я мог поцеловать твое письмо, потому что ты меня хорошо воспитал, и поэтому я надеюсь, если будет угодно богам, на быстрое повышение. Передай большой привет Капито, моему брату и сестре, а также Серенилле и моим друзьям. Посылаю тебе мой портрет, выполненный Эвктемоном. Теперь меня зовут Антоний Максим.
Молюсь о твоем добром здравии.
Центурия Athenonike».
В ответ на настойчивые обращения других рекрутов из того же города Апион начертал на левой стороне папируса: «Серен, сын Агата Демона и… и Турбо, сын Галлония и… приветствую вас».
[266]
Другое письмо, датируемое также II веком, послано в Киренаику: «Аполинарий шлет своей матери Тесии большой привет.
Прежде всего, поздравляю тебя и желаю доброго здоровья, молюсь за тебя всем богам. Найдя человека из Кирены, который едет к тебе, я счел необходимым передать тебе сообщение о том, что со мной все в порядке, и получить сведения о твоем состоянии и состоянии моих братьев. Пишу тебе из Порта, ибо еще не ездил в Рим и не получал назначения. Когда получу назначение и предписание к месту службы, сразу дам тебе знать.
Не мешкай с тем, чтобы написать мне о твоем и братьев здоровье. Если не найдешь человека для передачи мне письма, напиши Сократу, и он сделает это. Приветствую своих дорогих братьев, Аполинария с детьми, Калала с детьми и всех, кто вас любит.
Привет вам передает Асклепиад.
До свидания, и будьте здоровы.
Я прибыл в Порт Пахон 25 [20 мая]».
И приписал в качестве постскриптума: «Знаю, что меня назначили в Мизенум. Узнал об этом позднее». В другом письме из Рима Аполинарий повторяет новости о себе и добавляет: «Пока не знаю своей центурии, потому что не ездил в Мизенум». Он просит мать не волноваться, поскольку находится в «хорошем месте» (καλòν τóπον), умножает приветствия и дает почтовый ориентир: «Доставлять в Киренаику Tесии, от ее сына Аполинария из Мизенума».
[267]
Каждый, кто читает эти письма, ощущает их особенный шарм. В свете настоящего времени они должны выполнить прозаическую задачу изображения прибытия нового рекрута в Италию и его последующего назначения на корабль. Для Апиона это трирема Athenonike. Апион и его друзья, видимо, знали о своем месте назначения до отправления из Египта и, очевидно, поехали прямо в Путеолы. Аполинарий по какой-то причине поехал через Рим и получил назначение со стороны безвестного отдела центральной администрации. К печали в связи с расставанием с домом у этих молодых рекрутов примешивается наивная гордость новой жизнью. У Апиона теперь морская форма, он спешит заказать свой миниатюрный портрет для семьи. Он сделал также первый шаг к романизации принятием латинского имени, несомненно, по приказу свыше. С этих пор он зовется Антонием Максимом в каждом юридическом и официальном документе, относящемся к бывшему Апиону. Как мы увидим далее, его прежнее имя не появится даже в письмах семье в Египет.
Поступив на службу во флот, Апион и Аполинарий приняли присягу на верность императору и его офицерам. Они продемонстрировали готовность служить 26 лет, если не последует досрочное увольнение. Имперские флоты, как и армия, опирались на долгосрочную службу профессионального солдата. Другого решения практически быть не могло, учитывая условия существования империи. Вероятно, Август учредил двадцатишестилетний срок службы для моряка в то время, когда установил срок службы в легионах продолжительностью в 20 лет, а в auxiliary – 25. В какое-то время между 166 и 214/215 годами срок службы удлинили на два года. Возможно, это сделал Марк Аврелий в последние годы или Септимий Север, чтобы преодолеть трудности с набором.
[268]
