— Могла бы его уменьшить.
— Я могла бы дать тебе снадобье там, где нашла, и оставить лежать на тротуаре. Но я этого не сделала.
В ее словах мне послышались горечь и сожаление.
— Эй, что я такого натворила?
— Пока что ничего, но я боюсь, что вскоре натворишь. Что ты сделаешь очень сильного волшебника своим врагом. Я очень люблю тебя, Джессика, но у меня тут восемнадцать детей, и я люблю каждого из них больше жизни.
— Я знаю, Карен… я никогда не причиню вреда твоей семье.
— Не зли его, Джессика. Ответь на все вопросы, и мы сможем нормально жить дальше. — Она замолчала, прислушиваясь. — Он на крыльце. Пойду впущу его.
С этими словами матушка выскочила в коридор.
Через несколько минут в гостиную вошел высокий мужчина в темно-синем костюме от Армани с красным шелковым галстуком. Безупречно гладкое лицо, короткие темные волосы с небольшой сединой на висках, широкая белозубая улыбка как на предвыборных плакатах. В руках он держал портфель из темно-вишневой кожи, который наверняка стоил не менее сотни долларов.
— Ты, должно быть, Джессика! — пророкотал он, протягивая руку.
Я неуверенно ее пожала. Его пожатие оказалось сухим и немного болезненным.
— Давай присядем и начнем.
Когда мистер Джордан говорил, Пал прижимал уши. Оставалось надеяться, что весь наш разговор не будет происходить на двадцать децибел выше необходимого. Я села в плетеное кресло по другую сторону шахматного столика.
«Он хочет заставить тебя чувствовать себя меньше», — мысленно подсказал Пал.
Мистер Джордан наградил Пала пронзительным взглядом холодных голубых глаз.
— Сходи-ка поиграй с кошками.
Неужели он услышал Пала? Нет, такое совершенно незаконно. Даже такая шишка, как Джордан, не имеет права подслушивать телепатические разговоры между фамильяром и его хозяином.
— Я бы предпочла, чтобы он остался. — Мне не удалось унять дрожь в голосе.
— Пускай. — Джордан сел в кресло напротив меня. — Итак, расскажи мне, что привело тебя в наш славный город?
— Что? Э… я приехала сюда к тетушке Вики, когда училась в старшей школе.
— Дела в Техасе пошли неважно? — Мистер Джордан открыл на коленях папку.
— Да нет, дела шли нормально… просто отец женился, а у мачехи уже была дочка, и она почти сразу забеременела близнецами… стало тесновато. Все решили, что лучше мне переехать сюда.
Я старалась не думать, как внезапно испортилась моя жизнь. Мама умерла через месяц после того, как мне исполнилось одиннадцать. Отношения с отцом у меня всегда немного не складывались, их портили нетерпимость и обиды. У нас было мало общего, и я решила бы, что я приемный ребенок, если бы не внешнее сходство с обоими родителями. Больше я походила на мать, но и с отцом находились общие черты.
Когда отец познакомился на работе с Деборой, у него оставалось все меньше и меньше времени для меня. Они поженились, когда мне исполнилось тринадцать; мы уехали из нашего уютного домика (и от немногих моих друзей) в Лейквуде и поселились в типовом районе в Плано, ближе к работе. К рождению близнецов я уже чувствовала себя призраком в их доме.
— И конечно, пожар в твоей комнате не имел ничего общего с твоим переездом сюда? — спросил Джордан.
Я вздрогнула. Откуда он узнал?
— Это… это была случайность, — выдавила я. — Никто не знал, что у меня есть Талант, и мне приснился плохой сон о пожаре и…
Джордан взмахом руки прекратил мои объяснения:
— Конечно, конечно. Несчастный случай. Случаи пирокинеза часто встречаются у подростков, которые не находят выхода своим способностям. И вскоре после происшествия мистер Фиверс прислал тебя сюда, пожить с сестрой твоей матери?
— Он позвонил ей в тот же день, и они обо всем договорились.
— Ты ехала на автобусе «Грейхаунд»? Через неделю после пожара?
— Да.
— Человек с его доходами мог бы потратиться на билет на самолет, ты так не думаешь?
— Это была идея тети Вики. Они не знали, какие у меня еще могут случиться кошмары, и решили, что автобус безопаснее.
— Вот как! Ты часто созваниваешься с мистером Фиверсом?
Почему он называл моего отца «мистер Фиверс»?
— Иногда, — ответила я.
С запозданием я осознала, что прошло больше года с тех пор, как я пыталась связаться с ним. Последние пару раз, когда я звонила домой, он не поднимал трубку и не отвечал на оставленные сообщения. Письма по электронной почте также оставались без ответа.
— Он очень занят: работа, дети…
— Эти дети тебе не родственники.
— Что?
— Джозеф Фиверс не является твоим биологическим отцом. Твой отец — Ян Шиммер.
Что?! На меня напала оторопь, смешанная со странным чувством облегчения и мстительного удовлетворения. Значит, мой настоящий отец от меня не отказался. Или нет? Он вообще знал о моем существовании? Или у матери был небольшой роман? Я не могла поверить, что она изменяла отцу, — они всегда казались счастливой парой.
— Думаю, тебе нужны доказательства. — Мистер Джордан достал из папки лист бумаги и протянул мне.
Я взяла его трясущейся рукой и проглядела. Единственное, на чем я могла сконцентрировать внимание, — это фотография Шиммера; я унаследовала его глаза и нос. Которые, скорее всего не случайно, очень походили на глаза и нос Джо Фиверса. Короткий текст читался трудно и воспринимался еще труднее.
Шиммер был первым мужем моей матери. Я даже не знала, что она была замужем. Возможно, что Джо тоже не знал, иначе он попрекнул бы меня этим рано или поздно.
— Шиммер умер в тюрьме? Как он попал в тюрьму? — спросила я.
— Его дело закрыто, и я не вправе разглашать детали, — ответил Джордан. — Но могу сказать, что твоя мать проходила по тому же делу. Благодаря беременности она избежала заключения, но практиковать магию ей было запрещено под страхом смерти. Вскоре она вышла замуж за Джозефа Фиверса. Они познакомились в кафе.
Его лицо приобрело презрительное выражение; становилось очевидно, что он считал, будто мать сразу после суда приворожила первого встречного, чтобы обеспечивал ее и считал будущего ребенка своим.
— Она была ведьмой? — Я всегда думала, что Талант достался мне от давно забытых предков.
— Колдуньей. Некромантом, как и Ян Шиммер.
Черная магия смерти? Я вспомнила свою ласковую, любящую мать. Нет. Невозможно.
«Он лжет?» — в отчаянии подумала я, обращаясь к Палу.
«Не думаю». — Пал с широко распахнутыми глазами сидел на краю цветочного горшка.
— Она… она никогда не творила такого волшебства, насколько я знаю, — выдавила я.
