В динамиках зазвучала композиция «Двенадцать дней Рождества».
Купер вздрогнул и шлепнул ладонью по воздуху. Динамики взвизгнули, из магнитолы посыпались искры. Салон наполнился запахом горелой проводки.
— Господи, Купер, зачем же было ее ломать!
— Я ненавижу эту песню. — Он побледнел, левое веко начало подергиваться.
— Я знаю, но все же…
Он никогда толком не объяснял мне, почему так сильно ненавидит любые версии этого рождественского гимна, даже самые смешные, но обычно ему удавалось вытерпеть несколько куплетов, прежде чем сбежать из комнаты или сменить частоту. Я никогда не видела такой яростной реакции.
— И что ты собираешься делать, если в декабре к нам под окно придут колядовать? Убьешь всех? — спросила я.
Он не ответил. Появляющееся после кошмаров безумие снова мелькнуло в его взгляде. Я приоткрыла окно со своей стороны, чтобы впустить в машину свежий воздух.
— Ты в порядке? — нежно спросила я. — Если ты неважно себя чувствуешь, можем перенести ритуал на завтра.
— Нет. — Он потряс головой, будто пытался собраться с мыслями. Одарил меня быстрой, неубедительной улыбкой и уставился на дорогу. — Все нормально. Давай уж доделаем работу. Я обещал Колдуну, что мы сегодня заглянем в «Панду», поужинаем и споем под караоке.
«Хочешь сказать, не поужинаем, а выпьем», — с раздражением подумала я, но промолчала. Не могла же я винить Купера за желание встретиться со своим сводным братом; мне нравилось видеть его счастливым, а вдвоем с Колдуном им всегда было весело. Я даже готова была мириться с приставаниями Колдуна, когда тот напивался. Мне только хотелось, чтобы их встречи не заканчивались рвотой и набегами Купера к унитазу в пять утра. Так же как и с хорьками, Купер отказывался пользоваться любыми похмельными заговорами, утверждая, что гулянка должна быть гулянкой.
Мы съехали с шоссе на Броад-стрит. По одной ее стороне возвышался собор Святого Иосифа, где благодаря близости к Роще случился не один десяток чудес; по другой — тянулась каменная стена, огораживающая парк. Ее поставили в шестидесятых годах, когда движение по дороге увеличилось и обитающие в Роще животные начали попадать под машины.
Открытая сторона парка выходила к ратуше, и только здесь он казался обычным городским парком. Там, на подстриженной лужайке в пол-акра, росло несколько декоративных вишен, стояли столики для пикников и в окруженном металлическими скамейками пруду плавали золотые рыбки. Ряд зачарованных камней отгораживал лужайку от западного края Рощи. Чары на них лежали довольно легкие, но тем не менее они успешно удерживали обычных людей от походов в Рощу и напоминали обитателям Рощи, чтобы те не высовывались.
Купер повернул «Динозавр» налево, на Третью улицу, и снова налево, на небольшую парковочную площадку Тафтского парка. Перескочил бордюр и помчал по лужайке, объехав столики и вспугнув небольшую стаю сонных казарок. Шины не приминали траву и не оставляли следов — Купер позаботился об этом давным-давно.
— Фу, трава небось в помете, — произнес он, когда казарки с криками поднялись в небо. — Противные птицы.
— Мы его можем использовать?
— Что использовать? — Купер нажал на тормоз и припарковал машину в нескольких ярдах от пруда.
— Помет.
В том и есть суть убикмансии
[6]
: магия во всем. Заклинателю остается только решить, какая магия, как ее использовать, и затем вплести в импровизированное заклинание, которое будет звучать как тарабарщина для всех, кто не понимает древних языков. В отличие от прочих магических наук, убикмансия редко требует прямого обращения к духам. Она опирается на инстинкт, импровизацию и воображение, которые помогают сфокусировать окружающую нас магическую энергию.
Некоторые думают, что при помощи убикмансии мы можем творить любое волшебство, и, хотя теоретически такое возможно, на практике все намного сложнее, особенно если что-то пойдет не так. Надо не только подобрать правильные слова. Убикмансия похожа на пение: некоторые заклинания не сложнее «В траве сидел кузнечик», зато другие напоминают Богемскую рапсодию. Не многие певцы сумеют впервые и с ходу исполнить сложную арию на сцене, а если диапазон голоса не позволяет, они не смогут ее спеть никогда. И даже если певец обладает диапазоном и мастерством, способен импровизировать и петь с листа, случается, что слушатели закидывают его гнилыми помидорами… Как я и говорила, бывают сложности. Но порой нам везет.
Убикмансия прекрасно сочеталась с нетерпеливым, живи-ради-настоящего складом ума Купера. Те, кто презрительно относится к нашей отрасли, называют нас Болтунами; это прозвище так прижилось, что его используют даже те, кто с уважением относится к нашему искусству.
Самое главное, что необходимо хорошему Болтуну, — это магический талант. И Купер обладал им в избытке. Когда он был в ударе, то становился одним из лучших колдунов, каких мне доводилось видеть; мне очень повезло с учителем. К несчастью, в плохие дни он отдавался живущему в нем инстинкту саморазрушения и напивался до потери сознания. Но с тех пор как мы стали любовниками, он пьет гораздо меньше.
Иногда меня ужасно злили магический беспорядок убикмансии и благодушные ответы Купера «сама поймешь со временем». Иногда я жалела, что не начала изучать более логичный способ колдовства, например белую магию матушки Карен.
Но черт возьми, чокнутая магия Купера творила чудеса.
— Птичий помет, — задумчиво протянул он и заглушил мотор. — Он помогает излечивать бесплодную землю… вызывать огонь… управлять казарками… привлекать хищников… Портить пищу и воду… рост растений… и, возможно, для полетов. Куча всего, но сегодня нам это не понадобится.
— Пойдем к пруду?
— Нет, так близко вода нам не нужна. Встанем под теми дубами. Раздевайся.
Я привязала поводок хорька к рычагу переключения скоростей, стянула футболку, спортивный лифчик и тапочки. Потом выскользнула из брюк и трусиков и сложила вещи на приборной панели.
Купер уже стоял голым на траве, потягиваясь и почесывая спину.
— Нет, лучше останься в машине, — сказал он Смоки.
Пес заскулил.
— Что? А, верно. — Купер открыл заднюю дверь.
Смоки выпрыгнул из машины, подбежал к столику и описал его круглую стальную ножку. Встряхнулся, закидал землей метку и со счастливым видом затрусил обратно к машине.
Купер захлопнул за ним дверь и подошел ко мне.
— Думай о мокром, — сказал он, легонько дотрагиваясь до спины и проводя рукой по моим ягодицам. От его прикосновения кожа покрылась мурашками. — Думай о давлении. Облака — наши зрители; заставь их излиться.
Мы прошли по траве к деревьям. Купер прижал меня к стволу красного дуба.
— Корни этого дуба соприкасаются с корнями Рощи, — прошептал он, целуя мое лицо. — Мы уже в эфире; давай покажем хорошее шоу.
