– Ай! Пожалуйста, не бейте меня! – тут же закричал Сан Саныч, по-видимому, получив оплеуху от Сирены.
– Ну, почему такое случается именно со мной?! – жалобно всхлипнул Сан Саныч, уже заметно отдаляясь от нас, – все время меня люди бьют и бьют всегда отчаянно по морде!
– Сирена, мне кажется, ты поступила с ним слишком жестоко, – прошептал я.
– Когда я нахожусь в состоянии полового возбуждения, я бываю абсолютно не в себе! – прокричала вдруг Сирена и тут же повалила меня на мягкий проваливающийся пол, быстро срывая с меня зубами одежду, но в этот же миг опять что-то потянуло меня вниз, и я, ухватившись руками за Сирену, устремился вместе с ней навстречу нарастающему свету…
Как будто небо оказалось снизу и, развернув нас, опять возвращало на землю…
И опять мы оказались в какой-то комнате, теперь уже ярко освещенной через окно солнцем, а по углам ее висели запыленные иконы, а перед нами стоял какой-то монах в черной рясе и с длинной, свешивающейся аж до самых ног черной бородой, который нервно перебирал в руках четки.
– Подними штаны, сын мой! – сразу же нахмурился он, глядя на мои приспущенные брюки.
– А ты, ведьма, изыди из кельи! – с гневом прохрипел монах на голую Сирену, но Сирена, тут же смутившись, набросила на себя мой пиджак и прикрыла свой срам, то есть не срам, а свое обнаженное тело.
– Откуда вы, богохульники?! – прищурился на нас с любопытством монах, – али из геенны огненной сюды пожаловали?!
– Нет, мы из клиники профессора Вольперта, – боязливо дергая плечами, ответила Сирена.
– От злых духов, значит, – скорбно покачал головою монах и, быстро перекрестившись, зажег лампадку пред иконой, на которой голый бородатый мужик гонялся за чертями.
Я застегнул брюки и прижал к себе от холода дрожащую Сирену, она опять застучала зубами как в прошлый раз.
– А вы, к каким духам относитесь?! – обернулся к нам монах.
– А это как?! – прошептала Сирена.
– Ну, как говорил отец Диадох, есть тончайшие злые духи, борящиеся с душой, а есть грубейшие, так те только на тело действуют!
– Ну, значит, мы относимся к смешанному типу, – уже заметно повеселела Сирена.
– Ну, тогда мне хана с вами, братцы, – испуганно перекрестился монах, – вы ведь в самой глубинке сердца любите гнездиться, подобно змеюкам поганым! Проползете, просвистите, прошипите по всему маму тельцу, вот страсти тагда греховныя-то и разгорятся во мне аки пламя! И пропаду тада аки нехристь!
– Аки, паче, тожа хотца! – засмеялась Сирена, раскрывая полы пиджака.
– Скверна! – заорал, что есть мочи, монах, – изыди в геенну адскую! – и плюнул в нее, и она неожиданно исчезла, растворилась в воздухе – и все.
– О, Боже! Где она?! – от ужаса я весь обмяк и упал на пол, и начал вертеться волчком. – О, горе мне без любимой, без ее прекрасного тела, без ее доброй нежной души!
– Встань, сын мой, – дотронулся до моего плеча рукой монах, – встань и скажи мне, для чего ты допустил Сатане заложить у сердце твое мыслю солгать Духу Святому?!
– А кто Дух Святой, Вольперт?! – ошарашенно поглядел я на монаха.
– Воль и перт, – прошептал монах, раскладывая имя профессора по складам, – воль и перт, – это спертая, украденная твоя воля, твоя свобода! Не так ли глаголю?!
– Вот именно, – обрадовался я, – ты угадал, меня украли! А кто украл, даже не знаю, кажется, какой-то безумный ученый!
– Знать, в нечистых жертвах ты наслаждения свои искал, – прошептал монах, осеняя меня крестным знамением.
– А как чистых от грязных отличить?!
– Ты подобно демону объедаешься смыслом, а потому и смысла не видишь! – обозлился монах и ударил меня по голове требником, и в голове у меня неожиданно зазвучала «Аве-Мария».
– Пресвятая Матерь Божья, прости мя, – зашептал я, утирая слезы и целуя поднесенный монахом крест.
– А вас хоть как кличут-то?! – спросил я, немного приходя в себя.
– Амвросием, – прошептал монах и подтолкнул меня к двери, и я тут же оказался в помещении, которое сразу же напугало меня.
С одной стороны помещение чем-то даже напоминало мою рабочую обстановку патолого-анатома, но с другой было неестественно – гиперболизировано, т. е. преувеличено и по форме, и по содержанию. Ярко-красные стены были увешаны различными хирургическими ножами и скальпелями, на противоположной стороне стояли полки с большими круглыми колбами, в которых плавали человеческие мозги, а посередине стоял огромный стол в виде массивного черепа, за которым восседал Вольперт, держа в одной руке скальпель невероятной величины, а в другой такую здоровенную шариковую ручку, которая еле помещалась в его пальцах.
– Присаживайтесь, – показал он скальпелем на белое сиденье в виде черепа поменьше, и я со страхом присел, глядя с заметным волнением на Вольперта.
– Видите, я – профессор, – и Вольперт указал на огромный череп, за которым он восседал, на нем действительно была прикреплена медная табличка: «Профессор Вольперт Н. Н., доктор психиатрических наук».
– Здесь даже написано, что я профессор! Впрочем, вы должны помнить, что лечу я Вас, но исцелю Вас не я!
– А кто же?! – удивленно спросил я.
– Исцеляет Вас Бог, – прошептал, склонив голову ко мне, Вольперт и прижал палец к губам, – только об этом никому! Просто, если об этом кто-то узнает, то у нас ничего не получится! Я хотел бы применить к Вам некоторые неизвестные психиатрической науке методы в надежде, что они смогут принести Вам некоторую пользу! Однако, если они Вам не помогут и если Вы не сможете никак выздороветь, то это уже будет Ваша вина, а не моя!
– А почему моя?! – опять удивленно я поглядел в очки профессору.
– Потому что я всего лишь пытаюсь Вам помочь! – улыбнулся Вольперт.
– Ну, поскольку вы – профессор, да к тому же доктор психических наук, то я уж наверняка поправлюсь благодаря Вам! Самое главное, что я Вам доверяю!
– То, что достаточно для Вашего понимания, совершенно недостаточно для Вашего выздоровления! – постучал шариковой ручкой по черепу Вольперт.
– Мне кажется, этот череп сделан из мрамора, – поглядел я на импровизированный стол, – поскольку таких людей-черепов не бывает!
– Это настоящий череп, – страстным шепотом изрек Вольперт, – можете осмотреть, если пожелаете, он самый натуральный!
– Может, и реальность Ваша тоже натуральная?! – засмеялся я, тыча пальцем в Вольперта, который тут же хмуро сощурился на меня.
– Все может быть, – тяжело вздохнул Вольперт, и все же если Вы эту реальность назовете ненастоящей, – то она от этого не исчезнет!
Я перестал смеяться и уже с неподдельным ужасом поглядывал на Вольперта.
– Кажется, вы приглашаете меня принять участие в насмешке над самим собой, – скривив губы, прошептал я, ударяя кулаком себя в грудь.
