Однажды я не выдержал и чихнул, очень сильно чихнул, и два влюбленных трупика тут же упали с моего носа на ладонь. Мне было очень их жалко, ведь я убил их во время полового акта, они даже не успели отклеиться друг от дружки, и теперь вот так и лежали вместе, и поэтому я, чувствуя особую вину перед ними, закопал их вместе в землю, сверху насыпал небольшой холмик песка, а в него воткнул сорванную ромашку, и долгое время хранил скорбное молчание, пока у меня под носом не затрепетала следующая пара молоденьких и похотливых созданий.
На это же место я привез Матильду, но ей здесь не понравилось. Она сказала, что с пониманием относится к моему хобби, но участвовать в нем не желает. Я с ней согласился, и мы уехали купаться на озеро.
В первую же ночь, разумеется, после той ночи, когда я с глубокого похмелья очнулся в кровати Матильды, она призналась мне во всех своих грехах. Оказалось, что за время учебы в мединституте у неё было уже не меньше двух сотен мужчин.
Другой, конечно бы, сделал бы из этого трагедию, стал закатывать глаза или вообще бы укатился восвояси, но не таков был я. Все же Матильда была вполне современной девушкой, а учитывая ее зрелый возраст, силу интеллекта и потенции, можно было только удивляться такому малому количеству грехов, к тому же в то время она меня не знала, а сохранять себя неизвестно для кого – было тоже весьма утомительным занятием.
Так или иначе, а я обрадовался ее признанию, к тому же она даже немного поплакала, чтобы я ее как следует понял и пожалел. Однако главное было не в этом, а в том, что мы просто и естественно любили друг друга, нисколько не задумываясь о прошлом.
В конце концов и у меня были женщины, и дело даже не в количестве совершаемых человеком грехов или ошибок, а в осознании им себя полезной и необходимой принадлежностью другого индивидуума. В общем, признание Матильды нисколько не остановило меня, и уже через несколько дней я сделал ей предложение.
Наши родители были заранее оповещены о дне свадьбы. Сначала приехала мама Матильды, Серафима Моисеевна, очень крупная и солидная женщина, брюнетка с мощным торсом. Когда я увидел ее впервые, я даже немного перепугался, что со временем и моя Матильда станет такой же необъятной вумен, но, немного поразмышляв, успокоился.
Как оказалось, Серафима Моисеевна в настоящее время сидела на диете и питалась исключительно только вареными овощами. Почему вареными, я не знал, поскольку в варенных овощах не сохранялось витаминов, но желание будущей тещи было священным. Итак, мы с Матильдой жили уже у меня в квартире, и ее мама, приехавшая к нам за две недели до свадьбы, просто силой заставляла нас питаться исключительно вареными овощами.
– Представляете, вчера она отказалась от супа, сегодня от репы, – обратилась ко мне на кухне ее мама, – Матильда, если ты не будешь есть как положено, то ты растеряешь всех своих женихов!
Чувствуя себя немного растерявшимся женихом, я покраснел, Матильда тоже, но под столом ее нога упрямо шевелилась возле моей.
– Вы уж не молчите, – обиженно вздохнула ее мама, – а то она совсем разбалуется и ничего есть не будет!
Мы сидели за столом, и перед каждым из нас дымилась тарелка с вареной репой, которую никто не хотел есть.
– Да, Матильда, конечно, ты должна слушаться маму, – сказал я вполне серьезным тоном, хотя внутри весь содрогался от смеха.
– Вот, видишь, Матильда, даже жених твой настаивает! – теперь ее мама с гордостью глядела на меня, отчего, правда, мне было явно не по себе, так как теперь нога Матильды давила на мою изо всех сил, а это мешало мне катать за своей тарелкой хлебные шарики.
– А что это вы делаете?! – неожиданно обратилась ко мне Матильдина мама.
– Ничего, совсем ничего? – смутился я и, быстро набрав в руку горсть хлебных шариков, их проглотил.
– Нет, вы видели что-нибудь подобное?! – заволновалась Матильдина мама, – моя дочь не хочет есть репу!
Теперь нога Матильды проделала легкий пируэт и плавно опустилась между моих ног.
– Потому что я не могу есть эту репу, – созналась Матильда, – неужели все должны есть репу?!
– Репа очень полезна, – сказала Серафима Моисеевна, – она улучшает самочувствие и стул! – и в подтверждение своих слов тут же выловила из кастрюли большую репу и съела ее. Я опять стал катать за тарелкой хлебные шарики и глядеть на Матильду, которая через силу давилась этой репой в то время как ее нога, зажатая моими коленями, находилась теперь у меня в плену.
– А вы любите есть репу?! – обратилась ко мне Серафима Моисеевна.
– Конечно, люблю, – сказал я и тоже стал давиться вареной репой.
– Вот видишь, – рассмеялась Матильдина мама, – он любит есть репу, и хотя бы из уважения ко всем нам ты должна съесть репу!
В эту секунду Матильдина нога неожиданно вырвалась из моих коленок и теперь с ужасной силой давила на мою ногу.
– Как видишь, я ее ем! – со злой усмешкой прошептала Матильда, – а если очень хочешь, я буду есть только одну репу и ничего больше!
– Ну, зачем ты так говоришь, Матильда, – грустно улыбнулась ее мама, – неужели ты думаешь, что я всю жизнь тебя собираюсь кормить одной репой?
Теперь Матильдина нога опять оказалась между моих ног и страстно зашевелилась.
– Эх! – вздохнул я и приложил ладони к лицу.
– Вы нездоровы? – спросила меня Серафима Моисеевна.
– Да, нет, что вы? – я отнял ладони от лица и еще гуще покраснел, заполняя свой рот остатками репы.
Матильда нога перестала шевелиться и все же так отчаянно вздрагивала на моих коленях, что я тоже ежесекундно вздрагивал всем телом, причем вздрагивали мы одновременно.
– Вы не простудились? – не отставала от меня Матильдина мама.
– Да, нет, – через силу улыбнулся я, – просто я, кажется, немного объелся Вашей репой!
Смех Матильды взорвал всю статику нашего помещения, теперь мы от души смеялись, в глубине души радуясь каждый, но не своей глупости, причем смех был такой откровенный и такой язвительный, что всем было как-то неловко и неудобно за себя. Пауза длилась недолго, во всяком случае, Матильда нога спустилась с небес на землю и теперь мирно дремала возле моей.
– А может, нам грибочков поесть, – нарушила молчание Серафима Моисеевна, и этого было вполне достаточно, чтобы все разом взорвались новой порцией безудержно глупого смеха, даже Серафима Моисеевна смеялась громко и безрассудно, будто она уже постигла смысл земного существования и наше го общего несовершенства, а в это время ноги моей драгоценной Матильды обхватили мои и так сильно их сжали, что я почувствовал себя уже ее супругом. Моих родителей мы с Матильдой встречали рано утром в аэропорту.
Почему-то мама привезла с собой горшок с высоким обезьяньим фикусом, как она пояснила, это дерево должно было приносить нам с Матильдой счастье и хранить наш семейный очаг. Правда, отец был не в восторге от фикуса, а Матильде все сразу понравилось: и мои родители, и большой неказистый фикус, который с большими оказиями мама привезла из Израиля. Потом мы познакомили их по приезде с мамой Матильды, которая почему-то усмотрела в этом фикусе скрытую угрозу нашему счастью.
