– Это и есть гробовая тишина, – сказал мне мой собственный голос.
– А для чего она?! – задал я сам себе вопрос, – неужели для бессмысленных раздумий?!
– Наверное, для умирания, – ответил я сам себе и впервые уснул.
Потом я услышал чей-то милый голос и проснулся.
– Господи, да ты действительно уснул, – прошептала надо мной Вера.
Я раскрыл глаза и увидел ее опять в черном плаще, одетом прямо на голое тело, которое упрямо глядело на меня из-за распахнутых пол, и возле того самого злополучного стола, на котором ею овладевал и я, и Вольперт.
– А где же кладбище?! – спросил я.
– Сейчас не время для вопросов, – шепнула она и, потянув меня за кисть, приподняла с пола, то есть с кладбищенской земли.
– Идем, – кивнула она на черную дверь, которая одиноко стояла посреди кладбища, странным образом совмещенного с кабинетом Вольперта, и мы вошли в дверь, и тут я впервые задумался, что в пространствах всегда возникают двери, когда надо открыть новые пространства. Почти сразу мы с Верой пошли в темный густой лес. Кладбища здесь не было, но был один маленький холмик с крошечным крестиком, освещенный луной, возле сосны, на ветке которой повис на цепочке сказочный домик с горящими окнами, как будто внутри кто-то жил и зажигал этот крошечный огонек в окнах.
– Здесь похоронена Фея, – прошептала Вера, молитвенно сложив руки, – и поэтому я часто прихожу сюда.
– А когда же мы будем выбираться отсюда, – шепнул я, боязливо озираясь на окружающие нас сумерки в ночной чаще, – или ты хочешь здесь навсегда остаться?!
– Молчи, нас слушает Вольперт, – шепнула Вера и больно сжала мою руку, – лучше пойдем молча и осторожно!
А что, разве прежде он нас не слышал? – засмеялся я, но, увидев в лунном сиянии, как Вера сильно прикусила себе нижнюю губу, сразу перестал смеяться, ибо увидел, как она переживает и как у нее из губы капает кровь, а на лице расплывается маска непреодолимого ужаса.
– Проклятая реальность, – прошептал я, вытирая капающие из глаз слезы, – она проклята всеми, кто в ней существует!
– Ты должен успокоиться, иначе я не смогу тебе ничем помочь, – шепнула, неожиданно успокоившись, Вера, – ты же хотел, чтобы я вывела тебя отсюда и чтобы мы всегда были вместе! И именно в эту лунную ночь!
– Слушай, а как ты вообще узнала, что это ночь и что она лунная? Может, по этому намалеванному Антихристом холсту? – кивнул я на небо, которое действительно показалось мне искусственным, но Вера прикрыла мои губы ладонью и грустно поглядела мне в глаза:
«Ты же обещал мне молчать!
– Неужели ты никак не поймешь, что он болен? – послышался сзади нас голос Вольперта, в котором прозвучала нотка странной жалости ко мне и к Вере.
– А если я его люблю?! – вдруг засмеялась безумным смехом Вера, прижимая мою голову к своей высокой груди, – люблю назло причинам и приличьям!
– Дура! О, Господи! Какая же ты дура! – заорал Вольперт и скрылся в темных зарослях леса.
– Мужчина женщину никогда не поймет, – грустно вздохнула Вера.
– А кто она, Фея?! – спросил я.
– Она твоя старая возлюбленная, – грустно улыбнулась Вера, – она погибла в автокатастрофе!
– А почему тогда я ее не помню?! – глухо прошептал я, – то есть хочу вспомнить, но у меня ничего не получается!
– Потому что ты действительно болен, прошептала в ответ Вера и еще крепче обняла меня, – и вернуть, к сожалению, ничего уже нельзя!
– А кто повесил на ветке сосны этот игрушечный домик?!
– Это ты повесил в память о Вашей погибшей Любви! И,
видно, сам погиб уже духовно!
– Не может этого быть, – я с сомнением поглядел в глаза Вере и отступил от нее на шаг, – ты все это выдумала, это тебе Вольперт приказал! Так вот почему этот лес и эта могила оказались в клинике у Вольперта!
– Это не клиника, – тяжело вздохнула Вера, – это твое собственное воображение, а может, галлюцинация, я не знаю!
– Но ты же обещала меня вывести отсюда, – с ужасом прошептал я, уже опять крепко прижимаясь к ней всем телом, – ну, выведи, ведь ты же обещала!
– Пожалуйста, не делай мне больно, – шепнула Вера, – и я постараюсь тебя вывести отсюда, как только почувствую, что тебя можно вывести на Свободу!
– Но разве можно вывести из Души?! – заплакал я, – к тому же из больной Души?! Может, ты знаешь больше, чем я?!
– Не знаю, – Вера закрыла глаза и стала раскачиваться из стороны в сторону, держась руками за мои руки.
– Что с тобой?! – испуганно спросил я, но она опять засмеялась тем безумным смехом, и мне стало еще хуже. Умереть я уже не боялся, но остаться навеки в проклятом лабиринте или клинике Вольперта с этими безумными людьми, которые без конца жалили меня своими жуткими мыслями, не давая мне ни минуты, чтобы опомниться, это было выше моих сил!
– Люди, как ангелы, тоже иногда летают, – перестав смеяться, прошептала Вера и, открыв глаза и отпустив мои руки, упала на холмик с крошечным крестиком, – как хорошо здесь!
– Вера, ну, ты же не больная, – расстроенно вздохнул я, пытаясь ее поднять с холмика, ну, встань, пожалуйста, не притворяйся!
– А может, я просто имитирую твою же болезнь?! – захохотала она мне прямо в глаза.
– Для чего?! Чтобы я больше разуверился в себе?!
– Чтобы мне было легче понять тебя! Ведь понять – все равно что простить! Правда, не знаю за что?!
– Все-таки безумства надо совершать весьма осторожно, – вмешался в наш разговор неизвестно откуда взявшийся Вольперт.
– Однако только безумец способен любить по-настоящему, потому что не думает о себе, – обиженно вздохнула Вера, и Вольперт неожиданно замолчал, можно даже сказать, что он исчез, потому что мы его не видели, хотя голос его звучал вполне ясно и отчетливо. Возможно, этот негодяй уже прятался во мне, в то время как я его искал везде снаружи, он что-то делал у меня внутри!
Вера поднялась с холмика и взяла меня за руку, как ребенка, и повела дальше, возможно, пытаясь исполнить свое обещание и вывести меня отсюда. Когда лес кончился, мы опять увидели черную дверь, стоящую посреди голого поля. Вера открыла ее, и мы вошли, тут же оказавшись на берегу моря. Яркое солнце тепло и спокойно освещало причудливые скалы, похожие на выброшенные на берег огромные застывшие мозги какого-то неизвестного чудовища.
Они даже отливали в лучах солнца какой-то странной багряной синевой, местами переходящей в серую и неподвижную массу. Перед нами раскинулась небольшая бухта, чей берег был усыпан не только песком и морской галькой, но и драгоценными, сверкающими на солнце алмазами и бриллиантами. Недалеко от нас на этом удивительно богатом песке лежал какой-то голый мужик.
– Нудист, – подумал я и, отойдя от Веры, подошел к морю и смочил лицо морской соленой водой и с радостью стал разглядывать переливающие, отражающие солнце морские волны. Их шум завораживал настолько глубоко, что я ничего уже не ощущал, кроме их страстного и свободного движения.
