Однако пока я все это обдумывал и переживал, он уже ушел, дети заблаговременно были отправлены на прогулку в сад и ничего не слышали.
Может, именно это, а еще тот позор, который по-своему пережили Мария с Матильдой вместе с унижением, вдруг заставили их так неожиданно вцепиться друг в друга. С какими-то безумными криками и рыданием они стали срывать все зло друг на друге вместо того, чтобы объединиться между собой против этого жалкого и тщедушного врага, который застал нас врасплох и воспользовался этим.
– Стойте! – крикнул я им и стал их разнимать. Для меня это было очень тяжелой работой, ибо они вцепились друг в друга, как клещи, и когда я тащил на себя одну из них, то делал больно другой, слишком огромная любовь была между нами. Но как легко она превращалась в пугающую ненависть из-за какого-то…
Нет, себя главное вовремя остановить, и я остановил и себя, и Матильду с Марией, которые потом, плача и целуя друг друга, с жалостью стали обмазывать зеленкой, и меня в том числе, пострадавшего от их великолепных ногтей! Теперь наше напряженное ожидание растянулось на две недели. Мы почти уже стали приходить в себя и забывать случившееся, как опять поздно вечером, оглушенный лаем нашего Асмодея, на пороге возник наглый и все так же беспечно улыбающийся Эпименид. Как мы успели заметить, он подъехал к нашему дому на джипе, одетый в черный кожаный костюм и с оранжевыми тоненькими очками, даже волосы его были перекрашены в какой-то странный фиолетовый цвет, словно он уже успел поменять за это время свой пол.
– Ну, что, уже позабывать стали? – тихо усмехнулся он, все же помня о том, что наши дети уже спят.
Я пригласил его пройти в кабинет. Матильда с Марией уже спускались по лестнице со второго этажа, где находилась детская спальня. Их взгляды поблескивали страшным огнем, а лица были искривлены своей злобой.
– Да, ладно, что уж вы так, – еще раз усмехнулся он и спокойно, правда, слегка поигрывая связкой ключей от своего нового джипа, уселся в кресло напротив меня. Матильда и Мария встали сзади него, держа руки за спинами, отчего мое сердце отчаянно колотилось, хотя мы уже не раз и не два обыгрывали всю эту сцену.
– И сколько на этот раз?! – спросил я его.
– Ну, сколько не жалко, – неожиданно дрогнул его голос. О, Боже, он, конечно же, все почувствовал: и то, как они встали сзади него, и как я гляжу на него, стараясь спрятать свои глаза за настольной лампой. Неужели ничего не получится?!
– Вообще-то, – немного оживился он, – я бы хотел попросить опять столько же, если, конечно, не очень жалко?
Женщины мои молчали, как и я, и в кабинете повисла тягостная тишина, как будто перед чьими-то похоронами. Потом он резко встал с кресла, и Мария тут же ударила его ножом под левую лопатку, и он с пронзительным криком упал на ковер.
– Иди, сбегай посмотри, что с детьми, – сказала Мария, а сама выронила нож и зарыдала. Я подошел к ней и обнял ее, а Матильда побежала наверх, к детям.
– Не бойся, – прошептал я, обнимая Марию, – все будет хорошо.
– А как же джип?! – сквозь слезы прошептала она.
– Я его отгоню куда-нибудь, но без него, его мы зароем в саду камней под тем самым дубом, под которым мы все вместе были и где нас снимал Финкельсон!
– Но это же святое место, – прошептала она.
– Вот мы его и освятим, – прошептал я, целуя ее в губы, через мгновение дверь открыла Матильда и тоже обняла нас, целуя и плача.
Через час я отогнал джип Эпименида и бросил его у обочины дороги в лесу, а сам дождался, когда за мной подъедет Матильда. Мария уже положила его тело в заранее готовую яму и засыпала ее землей, и больше мы никогда об этом не вспоминали, а на этом месте я водрузил с помощью вызванного крана огромной величины гранитный валун.
В тихие летние вечера мы сидим на этом валуне всей семьей, а Мария с Матильдой рассказывают детям сказки, иногда мы зажигаем костер и с каким-то непонятным ожиданием глядим на огонь, как будто в нашей жизни еще ничего не случилось и ничего не было, и стоит лишь только закрыть глаза, и мы опять все стали маленькими детьми, и не мы рассказываем им сказки, а они нам, а мы зачарованно смотрим то на огонь, то на звезды и думаем, а что же будет завтра, неужели и завтра мы пойдем в школу и, раскрыв перед глазами учебники, будем мечтать о какой-то другой, еще совсем неведомой и далекой от нас жизни…
Вечер быстро догорает с нашим костром, дети уже хотят спать и уходят в дом, а я, Мария и Матильда остаемся втроем и молча глядим на костер.
Все сказки рассказаны, все мысли прочитаны, а где-то наверху продолжают мерцать непонятные звезды, продолжает все так же чернеть окружающий Космос, а еще ждать наша грядущая Смерть…
За которой, быть может, опять появится жизнь…
О, Господи, Гера, неужели мы когда-нибудь встретимся?..
Ожиданием подаренная Вечность тишиной стоит у самых глаз…
