— Вы заняты? — спросила Саманта.
— Конечно, занят. Завтра начинается процесс. А вы где, что делаете?
— Сижу у себя в офисе, валяю дурака, скучаю.
— Тогда приходите. Хочу вас кое с кем познакомить. Они сидела на втором этаже, в военной комнате, столы были завалены раскрытыми книгами, папками и блокнотами. Донован представил ей Ленни Чарльтона, юриста-консультанта из Ноксвилля. И тут же охарактеризовал его как слишком высокооплачиваемого, но порой довольно эффективного аналитика. А про Саманту сказал просто: «Это юрист и мой друг, и она на моей стороне». Интересно, подумала Саманта, неужели Донован склонен оскорблять всех экспертов, которых нанимает? Он спросил Ленни:
— Слышал когда-нибудь о Маршале Кофере из округа Колумбия? Ну, о том юристе, который некогда был птицей высокого полета и разбирал в судах случаи авиакатастроф?
— Конечно, — кивнул Ленни.
— Так вот, это ее отец. Но гены не сработали. Она терпеть не может судебных заседаний.
— Умная женщина. Они почти закончили огромную работу, перебрали список из шестидесяти потенциальных присяжных заседателей. Ленни объяснил Саманте, что его фирма тратит нешуточные деньги на проведение тайных исследований по каждому кандидату в списке и что замкнутая и «кровосмесительная» природа местных общин мешает сделать правильный выбор.
— Сплошные увертки и отговорки, — пробормотал Донован. Далее Ленни объяснил, что подбор членов жюри присяжных в угольной стране — дело туманное и рискованное, поскольку у каждого есть друг или родственник, работающий на угольную компанию или же занятый в сфере обслуживания этой индустрии. Саманта слушала как завороженная, пока они обсуждали последние несколько имен в списке. Брат одной женщины трудился на открытых разработках. Отец другой работал в шахтах, на большой глубине. Один из мужчин потерял сына в результате несчастного случая на стройке, но он никак не был связан с угледобычей. Ну и так далее в том же духе. Что-то нехорошее было в этих шпионских играх, в том, что юристам позволялось подсматривать за частной жизнью ничего не подозревающих людей. Надо будет спросить об этом Донована позже, если получится. Он выглядел усталым и на взводе. Ленни ушел без нескольких минут десять. Они остались одни, и Саманта спросила:
— А почему вы не используете своих консультантов в этом процессе?
— Часто использую, но здесь не тот случай. Предпочитаю все делать сам. «Стрейхорн» со своей страховой компанией выставят с дюжину умников в черных костюмах. Я же предпочитаю действовать на контрастах. Только Лайза Тейт
[15]
и я.
— Или Давид и Голиаф, да?
— Что-то в этом роде.
— Вы сегодня работаете допоздна?
— Пока не знаю. Мало спал сегодня, да и всю неделю тоже. Так уж вышло.
— Послушайте, я понимаю, уже поздно и вам есть чем заняться. Но хотелось бы задать один вопрос. Вы предложили мне работу ассистента с неполной занятостью, оплатой и все такое, стало быть, я становлюсь сотрудником вашей фирмы, правильно?
— Все верно. А почему вы спрашиваете?
— Погодите. Я не уверена, что хочу работать на вас. Он пожал плечами с самым безразличным видом.
— Умолять не стану.
— Тогда такой вопрос. У вас имеются документы — «плохие» документы, как вы с Виком их называете, — которые принадлежат «Крулл майнинг» и относятся к загрязнению подземных вод и источников в долине Хаммер? Документы, которых, по идее, у вас быть не должно? В его темных усталых глазах вспыхнул сердитый огонек, но он сдержался, смолчал, а потом улыбнулся.
— Я не ради праздного любопытства спрашиваю, советник.
— Понимаю. Что ж, допустим, я отвечу «да», после чего вы отклоните мое предложение о работе, но мы, несмотря на это, останемся друзьями, верно?
— Сначала ответьте на мой вопрос.
— А если ответом будет «нет», тогда, возможно, вы рассмотрите мое предложение, так?
— Я все еще жду ответа, советник.
— А я могу сослаться на Пятую поправку.
— Что ж, имеете право. Спасибо за предложение, но я скажу «нет».
— Как хотите. Ладно, у меня полно работы. Черные легкие — это юридический термин для обозначения профессионального заболевания легких. Оно больше известно под названием «пневмокониоз», встречается у горняков и вызвано продолжительным вдыханием угольной пыли. Когда угольная пыль попадает в легкие, вывести ее оттуда не представляется возможным. Пыль накапливается в легких, и это может привести к воспалению, фиброзу, даже некрозу. Существуют две формы этого заболевания: «простой пневмокониоз» и «осложненный пневмокониоз» (или прогрессирующий массивный фиброз). Черные легкие — весьма распространенное заболевание у горняков, работающих в шахтах глубокого залегания, а также на открытых угольных разработках. Это заболевание выявлено примерно у 10 процентов всех шахтеров с 25-летним опытом работы. Оно приводит к ослаблению организма и в конце концов к смерти. Каждый год от пневмокониоза погибают около 1500 шахтеров. Коварство этой болезни заключается в том, что развивается она поначалу незаметно, а смерть каждого человека является долгой и мучительной. Сколько-нибудь эффективных методов ее лечения не существует. Симптомы: одышка, постоянный кашель, при котором часто выделяется черная мокрота. Человеку становится все хуже, и еще перед ним возникает вопрос: можно ли отсудить у угольной компании хоть какую-то компенсацию. Диагноз устанавливается достаточно просто, по трем показателям: (1) продолжительное воздействие на организм угольной пыли; (2) рентген грудной клетки; (3) исключение каких-либо других заболеваний. В1969 году конгресс принял федеральный Акт о безопасности и сохранении здоровья работников угольных шахт. В соответствии с этим актом была разработана компенсационная система выплат жертвам заболевания. В законодательном порядке были установлены также стандарты по сокращению угольной пыли в воздухе на рабочих местах. Два года спустя конгресс распорядился создать трастовый фонд помощи утратившим работоспособность в результате заболевания пневмокониозом, деньги поступали из федеральных налогов угольных компаний. Согласно этому закону производители угля должны были выделять средства на ускоренную диагностику этого заболевания у рабочих и гарантировать пострадавшим компенсационные выплаты. Если шахтер проработал десять лет и имелись медицинские свидетельства — результаты рентгена или вскрытия, выявлявшие наличие профессионального заболевания, — то теоретически он или его родственники имели право на компенсационные выплаты. Мало того, продолжающий работать шахтер с черными легкими подлежал переводу на другую работу, где выбросы угольной пыли были меньше, без потерь в заработной плате, должности и дополнительных выплатах. С1 июля 2008года каждый шахтер с черными легкими должен получать 900 долларов в месяц от трастового фонда. Целью нового федерального закона было также резко уменьшить выбросы угольной пыли в воздух. Вскоре были установлены строгие технологические стандарты, мало того, шахтерам каждые пять лет полагался бесплатный рентген легких. Рентгеновские исследования показали, что у четырех из десяти обследованных шахтеров имеется пневмокониоз в той или иной стадии. Через несколько лет после принятия этого закона заболеваемость снизилась почти на 90 процентов. Врачи и эксперты предсказывали самое скорое ее искоренение. Однако к 1995 году в ходе исследований был отмечен рост заболеваемости, и с каждым последующим годом этот показатель становился только выше. Тревожным фактом оказалось и то, что сама болезнь прогрессировала быстро, и угольную пыль обнаруживали теперь в легких все более молодых шахтеров. Экспертами были выдвинуты две теории: (1) рабочие смены удлинились, и потому в легкие стало попадать больше угольной пыли; (2) угольные компании постоянно пренебрегали требованиями безопасности, и концентрация угольной пыли в воздухе стала значительно выше. В настоящее время на угольных разработках наблюдается самая настоящая эпидемия пневмокониоза. И единственно возможной причиной этого является более длительное пребывание рабочих в зонах выбросов, нежели предусмотрено законом. На протяжении десятилетий угольные компании сопротивлялись установленным стандартам и весьма в этом преуспели. Закон не позволяет шахтеру нанять платного адвоката, а потому каждый шахтер, имеющий претензии к неправомерным действиям работодателей, должен лавировать и выплывать в этой системе самостоятельно. К тому же угольная индустрия давно выработала невероятную устойчивость к подобным претензиям, вне зависимости от доказательств, которые представляет в суде шахтер. Компании борются с предъявленными им исками с помощью опытных юристов, которые ловко манипулируют системой. У особо настойчивых шахтеров судебный процесс может затянуться лет на пять, если не больше. Для Томаса Уилкокса эта тяжба затянулась на двенадцать лет. Он родился в 1925 году неподалеку от Брэйди, штат Виргиния, был участником войны, дважды ранен, награжден, а по возвращении домой женился и пошел работать на шахту. Он был человеком гордым, акивным членом профсоюза, демократом по своим убеждениям и прекрасным мужем и отцом. В1974 году у него диагностировали пневмокониоз, и он подал иск в суд. Он тяжело болел несколько лет, ослаб и почти утратил работоспособность. Рентген грудной клетки выявил у него осложненный пневмокониоз. Он проработал под землей 28лет, никогда не курил. Изначально его иск был поддержан и признан судом, но угольная компания опротестовала сумму возмещения ущерба. В 1976году в возрасте 51 года Томасу пришлось уйти с работы. Он продолжал тяжело болеть и вскоре уже круглосуточно находился на кислородной подушке. Семья лишилась каких-либо доходов, остатки денег уходили на лечение и самое скудное питание. Пришлось принять непростое решение, продать семейный дом и переехать жить к старшей дочери. А иск, поданный Томасом к угольной компании, замотали по инстанциям и в конце концов похоронили — это было делом рук ловких адвокатов, выступающих на стороне угольщиков. К этому времени он должен был бы получать около 300 долларов в месяц, плюс расходы на лечение. К концу своих дней Томас походил на скелет, прикованный к инвалидному креслу и борющийся за каждый глоток воздуха. Ивея семья молилась о том, чтоб конец его был не слишком мучителен. Он уже не мог говорить, жена и дочери кормили его с ложечки детским питанием. Благодаря щедрости друзей и соседей, а также неустанным заботам семьи, недостатка в кислороде он не испытывал. Он умер в 1986году в возрасте 61 года и весил всего 104 фунта. Вскрытие выявило наличие неизлечимой формы осложненного пневмокониоза. А через четыре месяца угольная компания отозвала свою апелляцию. И вот через двенадцать лет после подачи иска вдова получила кругленькую сумму денег, хотя пригодиться жертве болезни они уже не могли. Примечание: Томас Уилкокс был моим отцом. Он был ветераном и героем войны, хотя никогда не рассказывал о своих подвигах. Он был сыном гор, любил их красоту, историю и здешний образ жизни. Он учил нас удить рыбу в чистых водах горных ручьев и рек, учил разбивать лагерь в пещерах и даже охотиться на оленей, но не ради забавы, а для пропитания. Он был активным, энергичным человеком, мало спал, любил читать на ночь. И мы наблюдали за тем, как болезнь постепенно пожирала его, как он сникал и слабел под ее натиском. Каждый шахтер боится заболеть черными легкими, но почему-то считает, что с ним этого не случится. Томас терял силы и энергию, и это его угнетало. Выполнять даже самые простые работы по хозяйству становилось все сложней. Он был вынужден оставить работу на шахте и сразу после этого впал в длительную и глубокую депрессию. Он худел и слабел с каждым днем, даже говорить ему становилось все труднее. Вся энергия у него уходила на то, чтобы дышать. В последние дни мы по очереди сидели у его кровати, читали ему вслух любимые книги. И часто видели слезы в его глазах. Мэтти Уатт, 1 июля 2008 г. Эти записи Саманта нашла в толстой папке с учебными материалами по семинарам, и, по всей очевидности, попали они туда недавно. Прежде Саманта их не видела. Она отложила папку в сторону, надела кроссовки и вышла прогуляться по улицам Брэйди. Было воскресенье, шел уже двенадцатый час ночи, и она не встретила ни единой живой души.
