— Да, именно. Прямо как гром среди ясного неба. Секретарша внесла кофе на подносе, поставила на столик и затворила за собой дверь.
— Читала Тротмена? — спросил он.
— Кого?
— Раз в неделю публикует аналитические заметки в прессе о рынках и политике. Вот уже какое-то время живет здесь, в округе Колумбия, и очень хорош в своем деле. Полгода тому назад предсказал кризис банковской ипотечной системы, написал, что предпосылки к нему складывались годами, ну и так далее. Говорил, что этот пузырь непременно лопнет и тогда наступит масштабная рецессия. И посоветовал всем игрокам уходить с рынков, со всех рынков.
— И ты ушел?
— Ну, вообще-то я никогда не был привязан к рынкам. А если б и был, вряд ли последовал бы его совету. Ведь пол года назад все мы жили в счастливом заблуждении, что все стабильно, что цены на недвижимость никогда не упадут. Кредиты были дешевы, как грязь, все кругом только и делали, что брали займы. Пределов не было. — Ну а что теперь говорит Тротмен?
— Не ликует по поводу своей правоты, просто советует властям, что надо делать. Он предсказал масштабную рецессию и мировой финансовый кризис, но непохожий на депрессию 1929 года. Он считает, что рынки рухнут наполовину, сильно возрастет безработица, выборы в ноябре выиграют демократы, пара крупных банков обанкротятся, в обществе будут царить страх и неуверенность, но мировая экономика выживет. А что говорят у вас, на Уолл-стрит? Ведь ты находишься в самой гуще событий. Вернее, находилась. На нем были черные мокасины с кисточками — любимая его обувь. Темный костюм, возможно, пошит на заказ, как и в те дни, когда он процветал. Из камвольной шерсти, очень дорогой. Шелковый галстук с безупречным узлом, на манжетах запонки. Когда Саманта впервые навестила отца в тюрьме, на нем была рубашка цвета хаки и грязно-оливковый комбинезон, стандартная тюремная роба, и он жаловался, что жутко скучает по своему привычному гардеробу. Маршал Кофер всегда любил хорошую одежду, и вот теперь, судя по всему, вновь мог тратить на нее немало денег.
— Да ничего, только паника, — сказала она. — Вчера, если верить «Таймс», двое покончили самоубийством.
— Да, кстати, а ты завтракала?
— Съела сандвич в поезде.
— Тогда приглашаю тебя пообедать.
— Сегодня обещала пообедать с мамой, а вот завтра можем пойти с тобой на ленч.
— Договорились. Ну как там Карен? — спросил он. Послушать его, так можно подумать, что родители по-приятельски болтают по телефону минимум раз в месяц. А по словам матери, созванивались они не чаще раза в год. Маршал хотел бы наладить дружеские отношения с бывшей супругой, но у Карен всегда находилась отговорка — слишком занята. И Саманта никогда не пыталась установить между ними перемирие.
— Думаю, что в полном порядке. Много работы и все такое прочее.
— С кем-нибудь встречается?
— Я не спрашиваю. Ну а у тебя как на личном фронте? Молодая и хорошенькая помощница бросила Маршала через два месяца после того, как он оказался тюрьме, так что он уже много лет жил в одиночестве. В одиночестве, но редко один. Ему было уже почти шестьдесят — все еще крепкий стройный мужчина с красивой сединой в волосах и сражающей наповал улыбкой.
— О, я все еще в игре, — ответил он со смешком. — Ну а ты? Есть кто стоящий на примете?
— Нет, пап, боюсь, что нет. Последние три года словно в пещере прожила. И жизнь пролетала мимо. Мне двадцать девять, и я вновь превратилась в девственницу.
— Нечего было поступать на эту работу. Ты здесь надолго?
— Только что приехала. Так что пока не знаю. Я говорила тебе об этой их схеме, отпуске без содержания. Так вот, думаю отказаться.
— Иными словами, ты добровольно уходишь на год, а потом можешь поступить на ту же работу в той же должности?
— Ну да, вроде того.
— Плохо пахнет. Ты ведь не доверяешь этим ребятам, верно? Она глубоко вздохнула, отпила глоток кофе. Беседа принимала оборот, которого она опасалась, просто не могла говорить на тему, от которой уже тошнило.
— Нет, не очень. Честно скажу, не доверяю партнерам, которые управляют «Скалли энд Першинг». Нет. Отец уже радостно кивал, был с ней полностью согласен.
— И ты действительно не хочешь возвращаться к ним, ни сейчас, ни по истечении двенадцати месяцев? Я правильно понимаю?
— Не знаю, как буду относиться к этому через двенадцать месяцев, но не слишком верю в светлое будущее нашей фирмы.
— Верно, верно. — Он поставил чашку с кофе на стол, наклонился вперед. — Послушай, Саманта, могу предложить тебе работу здесь, у меня. Оплачивается прекрасно, будет чем заняться год или около того. Ну, до тех пор, пока ситуация не прояснится. Не знаю, может, и решишь остаться, может, нет, но времени будет достаточно, чтобы определиться. Это не связано с чисто юридической деятельностью… впрочем, не слишком уверен, что ты занималась только ею последние три года.
— Мама говорила, что у тебя два партнера и оба лишены адвокатских лицензий. Он изобразил смешок: правда была не слишком лицеприятна.
— Неужели? Карен так говорит? Вообще-то верно, Саманта, нас тут всего трое, все были осуждены, приговорены, лишены адвокатских лицензий, отсидели сроки. Но, к счастью, полностью реабилитированы.
— Прости, пап, но как-то не представляю себе работу в фирме, которой руководят три лишенных лицензий адвоката. Улыбка на лице Маршала увяла. Он ссутулился, опустил плечи.
— Это ведь не юридическая фирма, верно?
— Нет. Мы не практикуем, потому что лицензий так и нет.
— Тогда чем же вы занимаетесь? Он резко откинулся на спинку кресла и ответил:
— Мы зарабатываем кучу денег, дорогая. Работаем консультантами.
— Консультировать может каждый, пап. Кого именно консультируете, чем помогаете?
— Знакома с таким понятием, как спонсоры судебных тяжб?
— Боюсь, нет. Точно не скажу.
— Тогда слушай. Спонсоры судебных тяжб — это частные компании, которые собирают деньги от инвесторов с целью организовать крупную судебную тяжбу. Ну, к примеру, какая-нибудь маленькая фирма по программному обеспечению убеждена, что очень крупная фирма, ну, допустим, «Майкрософт», украла у них разработки. Но куда там маленькой фирмочке тягаться с такой акулой бизнеса, как «Майкрософт», и добиться, чтобы дело рассматривалось в судебном порядке. Это просто невозможно. И вот тогда маленькая фирма обращается в фонд, к спонсорам, они изучают дело и, если видят перспективу, выделяют весьма солидные суммы на оплату судебных расходов. Десять миллионов, двадцать миллионов, неважно, сколько именно. Это большие деньги. И, разумеется, этот фонд выговаривает себе процент на случай благоприятного исхода. Борьба идет честная, и чаще всего проблема решается в досудебном порядке. И наша работа состоит в том, чтобы консультировать эти самые фонды, советовать им, стоит ли ввязываться в конкретные дела. Далеко не все потенциальные иски можно довести до суда, даже в этой стране. И оба мои партнера — должен отметить, акционерами они не являются — также выступают экспертами по каждой конкретной судебной тяжбе, имеют право, пусть их и лишили адвокатских лицензий. И наш бизнес просто процветает, несмотря на эту так называемую рецессию. Вообще-то мы даже склонны считать, что нынешняя ситуация способствует процветанию нашего бизнеса. Многим банкам грозят судебные тяжбы, им предъявляют иски на огромные суммы. Саманта молчала, пила кофе и напоминала себе, что слушает человека, который некогда на регулярной основе умасливал судей миллионными взятками.
