— Нельзя ли нам посовещаться минут пять, ваша честь?
— Можно. Но только пять минут, не больше. И эти двое выбежали из зала. Памела наклонилась к Саманте и прошептала:
— Просто ушам своим не верю. Саманта кивнула с важным видом, точно это было лишь одно из ее многочисленных слушаний в суде. И притворилась, что изучает какой-то документ: начала, хмурясь, подчеркивать какие-то слова в нем, хотя больше всего на свете ей хотелось воскликнуть: «Я и сама не верю! Это мой первый суд!» Разумеется, это был никакой не суд, скорее просто слушания. Но это был ее первый в жизни иск, и она никак не рассчитывала выиграть его с таким блеском. Дверь отворилась, в зал вбежали ответчики и уселись за свой стол. Киплинг посмотрел на судью и сказал:
— Мы это, ваша честь… Ну, короче, действительно, похоже, мой клиент допустил ряд ошибок и искренне сожалеет о последствиях. Так что мы считаем ваше предложение вполне справедливым и согласны на мировую. Саманта возвращалась в Брэйди. И думала о Доноване и Джеффе, о том, как они тоже возвращались в город, летел как на крыльях с вердиктом по делу Тейтов стоимостью в три миллиона. Они наверняка так же радовались и гордились собой, как сейчас Саманта. Она со своими коллегами спасла семью Букер от бездомного жалкого существования, возможно даже от голода, помогла им вернуться к нормальной жизни. Они решительно добивались правосудия и победили. А плохие парни были посрамлены. Прежде она никогда не чувствовала себя настоящим серьезным адвокатом, полезным и нужным человеком. Ленч в понедельник превратился в празднование блестящей победы Саманты в ее первом судебном деле. Аннет советовала ей в полной мере насладиться моментом, поскольку такие победы в их жизни случаются не часто. Мэтти предупредила, что праздновать, пожалуй, преждевременно — ведь чек от ответчика еще не поступил. Какое-то время они обсуждали дело Букер, затем сменили тему. Мэтти сообщила, что Джеффа выпустили из тюрьмы в Чарлстоне. Саманта спросила: — Что, он внес залог или просто сбежал? Оказалось, что освобождению Джеффа поспособствовал какой-то известный адвокат, один из приятелей Донована. Нет, ни о каком преступлении речи не было. Утром Аннет позвонил один из секретарей суда и предупредил, что некий юрист семейства Крамп собирается подать жалобу и восстановить завещание Фрэнсин Крамп, которое она подписала пять лет тому назад и которое, судя по всему, показывала Саманте во время своего первого визита. Семья хочет добиться его признания действительным на том основании, что Фрэнсин уничтожила свое последнее завещание, составленное и подписанное в центре. Словом, замаячила какая-то туманная история, и ввязываться в нее никто из присутствующих не хотел. Пусть Крампы получат свою землю и продадут угольной компании, лично им все равно. Тем не менее, как пояснила Мэтги, они юристы и являются лицами ответственными, а потому обязаны, по возможности, предотвратить попытку мошенничества. У них имеется оригинал последнего завещания, присланный им по почте неким неизвестным человеком уже после того, как сама Фрэнсин Крамп впала в кому. Получается, она его не уничтожила, просто прятала от детей и надеялась, что в центре ей помогут, подадут в суд, чтобы утвердить его официально. Так стоит ли им сейчас показать завещание и начать войну, которая будет длиться несколько лет? Или они должны выждать и посмотреть, что затеяли Крампы? Весьма велика вероятность того, что члены семьи будут продолжать лгать, утверждая, что Фрэнсин уничтожила завещание. А если ложь будет произнесена под присягой, а потом это обнаружится, семейство ждут нешуточные неприятности. Скорее всего, они сами попадут в ловушку, и избежать этого им поможет только центр, предъявив новое завещание прямо сейчас. Короче, здесь крылся настоящий подвох — классический экзаменационный вопрос в юридической школе, способный свести с ума студентов. И они решили выждать еще неделю, хотя все три юриста центра и даже Барб с Клодель понимали, что завещание следует представить в суде и предупредить тем самым семью. Ближе к вечеру обещали сильный снегопад, и они обсудили дальнейший распорядок дня на сегодня. Мэтти, Аннет и Саманта жили неподалеку и обычно добирались до центра пешком, поэтому закрывать учреждение не стоило. Клодель была на восьмом месяце беременности, и ей разрешили не приходить завтра на работу. Как и Барб, которая жила в деревне довольно далеко от Брейди, и дороги там чистили плохо. И вот к трем часам дня действительно повалил снег. Саманта смотрела в окно, сидя за столом, погруженная в свои мысли, и не испытывала ни малейшего желания прикасаться к файлам, как вдруг у нее в сумочке зазвонил мобильник. Джефф все еще находился в Чарлстоне.
— Ну, как оно там, в тюрьме? — спросила она.
— Эй, осторожнее, думай, что говоришь, — буркнул он в ответ.
— Да, прости, совсем забыла. — Она встала и вышла на крыльцо. Джефф рассказал, что пробрался на закрытую территорию местного аэропорта через незапертые ворота в сетчатой изгороди. Небольшое здание аэровокзала было открыто, но там находилась только одна сотрудница, молоденькая девушка, она сидела за столом и листала модный журнал. Укрывшись в тени, он с полчаса наблюдал за обстановкой и не заметил ни одной живой души. В отдалении находился главный терминал, там горели огни, но на его территории, где находились маленькие самолеты, было темно. Всего их оказалось тринадцать, в том числе четыре «сессны», они стояли, выстроившись в ряд. Два самолета были не заперты, и Джефф забрался в кабину одного из них и сидел в темноте минут десять. Иными словами, стоянка эта никак не охранялась — никаких мер безопасности. Он мог бы пробраться в любой из самолетов. А потом вдруг увидел охранника и решил: пусть он его арестует. Ведь это всего лишь мелкий проступок, проникновение на закрытую территорию. Его обвиняли и в более серьезных преступлениях, напомнил он Саманте. Охранник оказался славным парнем, и Джефф включил все свое обаяние. Сказал, что работает пилотом и всегда мечтал иметь личный самолет, такой, как, к примеру, «бич-бонанза», вот и захотел поближе его рассмотреть. Ничего плохого на уме у него не было. Охранник поверил, даже проникся к нему симпатией, но служба есть служба. Тюрьма — это ерунда. Он знал, что адвокат его отмажет. И эта его выходка принесла свои плоды. Болтая с охранником, он расспрашивал о других сторожах, которые здесь работали, других парнях, которые, возможно, здесь появлялись. И узнал имя одного человека, который уволился с работы незадолго до Рождества. И вот теперь Джефф хотел его найти. Саманта закрыла глаза и попросила его быть осторожнее. Хотя прекрасно понимала, что такой человек, как Джефф, будет до конца своих дней искать людей, причастных к смерти его брата. Восторг от первой победы на слушаниях несколько поутих, когда Саманта с Мэтги прибыли на слушания по делу о черных легких в здание федерального суда в Чарлстоне и предстали перед судьей по административному праву (САП). Шахтеру по имени Уолли Лэндри было пятьдесят восемь, последние семь лет он не работал. Был прикован к инвалидному креслу, сидел на кислородной подушке. Четырнадцать лет назад он подал прошение о выплате ему пособия по заболеванию пневмокониозом. Еще тогда врач выдал заключение, где черным по белому было написано, что болезнь эта протекает у него в тяжелой форме с осложнениями. Директор местного отделения Министерства труда распорядился назначить ему пособие. Но работодатель, компания «Брейли рисосиз», подала апелляцию, и тогда судья по административному праву посоветовал мистеру Лэндри найти себе адвоката. Мэтги согласилась представлять его интересы. В федеральном суде они одержали победу, и тогда «Брэйли» подали апелляцию в Комиссию по надзору за выплатами пособий (КНВП), что находилась в Вашингтоне. Так это дело и перебрасывали, словно мячик, от САП к КНВП и обратно на протяжении целых пяти лет — до тех пор, пока вашингтонская комиссия не вынесла решение в пользу Лэндри. Тогда компания подала апелляцию в Федеральный апелляционный суд США, где дело пролежало два года и лишь затем было снова отправлено к САП. Тот затребовал дополнительные медицинские заключения, и тут на тропу войны вышли эксперты. Выяснилось, что Лэндри начал курить в возрасте пятнадцати лет и бросил лишь двадцать лет спустя. Согласно новому заключению медиков, причиной проблем с легкими являлось именно курение, смолы и никотин, а вовсе не угольная пыль. — Что угодно, только не угольная пыль, — не уставала твердить Мэтги. — Всегдашняя их стратегия. Мэтти занималась этим делом тринадцать лет, потратила на него около 550 часов, и если бы в конце концов одержала победу, то получила бы по 200 долларов в час. Именно такую сумму должны были выплатить «Брейли» и его страховая компания, юристы которой зарабатывали куда больше. В тех редких случаях, когда центру удавалось заработать деньги по делу о черных легких, деньги поступали на специальный счет и предназначались для оплаты расходов по ведению других дел, связанных с заболеваниями пневмокониозом. На данный момент на счету у них накопилось около 20 ООО долларов. Слушания проходили в малом зале суда. Мэтти сказала, что они все собираются вот уже как минимум в третий раз, чтобы по-новому сформулировать противоречащие друг другу медицинские заключения. Они с Самантой уселись за один стол. За другим, неподалеку, разместилась целая компания шикарно одетых по последней моде адвокатов из «Каспер, Слейт» — они деловито доставали из своих портфелей бумаги, готовясь к работе. Позади Саманты сидел Уолли Лэндри — изнуренный, дышащий через трубочку, вставленную в нос, — рядом находилась его жена. Когда Уолли четырнадцать лет тому назад впервые подал прошение о пособии, ему назначили выплаты по 641 доллару в месяц. Выплаты же компании своим юристам в то время составляли минимум 600 долларов в час — это согласно приблизительным подсчетам Мэтги. Но только не пытайся искать здесь здравый смысл, всегда добавляла она. Выплаты угольных компаний и их страховщиков своим юристам во много раз превышали суммы пособий и штрафов пострадавшим, которых они так отчаянно пытались избежать, но это к делу не относилось. Все эти тяжбы, бесконечные отсрочки, апелляции и пересмотры удерживали других шахтеров от подачи исков и отпугивали их адвокатов, если таковые имелись. И в этой длительной борьбе, как правило, побеждали компании. К их столу неспешно приблизился какой-то умник в черном костюме и сказал:
