– Я мигом, киска!
Станишевский послал ей воздушный поцелуй и потрусил в ванную.
Открыл кран, задержался на секунду перед вмонтированным в стену зеркалом в рост человека.
Зеркало отразило грузного мужчину с большими залысинами на голове, начавшим отвисать животиком и формирующимися мешками под выразительными карими глазами. О! Эти глаза, вкупе с загадочной многообещающей улыбкой, были главным его оружием в борьбе со слабым полом. Дмитрий Андреевич сделал руки бубликом и напряг мышцы. Повернулся влево, вправо.
Сторонний наблюдатель, скорее всего, сопроводил бы увиденное ехидной ухмылкой. Ну, максимум, ироничным приподниманием брови. Но гражданину Станишевскому увиденное понравилось. Со счастливой улыбкой человека, довольного жизнью, он переступил через отделанный мрамором бортик ванной и встал под холодные упругие струи воды.
Блаженство!
Вся Москва тонула в густом, липком, как кисель, солнечном жаре. Жена с дочерью купались в Средиземном море на Кипре. А он купался сразу в двух удовольствиях!
Но если Машенька дарила ему блаженство огня, то душ дарил ему блаженство совершенно противоположного свойства.
Дорогая душевая установка престижной шведской фирмы хлестала его тугими струями с трёх сторон. Дмитрий зажмурил глаза.
Из полузабытья его вырвал едва уловимый за шумом воды скрип раздвигаемых створок душевой кабины.
Наверное, Машенька не вытерпела и…
Он резко обернулся, и, получив весьма болезненный удар в челюсть, упал, ударился затылком о бортик и отключился.
В чувство его привели немилосердные пощёчины, градом обрушившиеся на лицо. Дмитрий Андреевич замычал, пытаясь закрыться руками, отвернулся и открыл глаза.
Он лежал в чаше ванной. Душевая установка была выключена. А над ним склонился совершенно незнакомый парень лет двадцати пяти. Черноволосый, с приятным открытым лицом и тонкими усиками.
Смотрел заинтересованно и даже с неким участием…
– Ты к-кто?.. – выдавил из себя Станишевский.
– Я-то? – Незнакомец усмехнулся. – Это имеет для тебя значение?
– Что значит «имеет значение»? Да ты кто такой вообще?! Как попал сюда? Ты знаешь, кто я такой, мразь?!
В голосе пришедшего наконец в себя Дмитрия Андреевича появились властные ноты. Он был всё-таки не абы кто! Станишевский – не последняя фигура бизнес-пространства российской столицы, да и всей РФ вообще. Как-никак, «владелец заводов, газет, пароходов»… Ну, и всё такое…
Однако эти самые ноты, так хорошо действовавшие на подчинённых и бизнес-партнёров поплоше, на незнакомца желаемого результата не произвели совершенно. Даже, можно сказать, наоборот.
В смысле, вернулись чувствительной оплеухой, от которой во рту бизнесмена появился привкус железа, а по подбородку побежала красная струйка.
– Это тебе, скунс, за «мразь», – пояснил нежданный гость с неизменной улыбкой.
– Малый, заканчивай! – донёсся из коридора властный голос.
– Да я тебя!.. У меня!.. Я…
– Покойник ты, – с очаровательной улыбкой ответил незнакомец. В поле зрения Станишевского возникла правая рука парня, сжимающая массивный пистолет с навинченным на ствол глушителем. – Заказали тебя… Твоя война проиграна.
– К-как?.. Кто?!
Слова с трудом проталкивались через мгновенно пересохшую глотку.
– Да какая тебе теперь-то разница?
Дмитрий Андреевич дёрнулся было, но, получив ещё один болезненный удар гранитным кулаком в лицо, откинулся назад, чувствительно приложившись затылком о бортик ванной.
– Ты, это, не дёргайся! – посоветовал киллер, взводя курок. – Я тебя не больно убью. Чик – и ты на небесах!
– Эл!
В ванной появился мужчина лет сорока – сорока пяти с суровым, словно вырубленным из гранитного монолита лицом и с бутылкой «Heineken» в правой руке.
– Время поджимает! Кончай болтать! В каком дурном кино ты набрался таких фразочек? – сказал он, обращая на обречённого бизнесмена внимания не больше, чем на брусок дорогого французского мыла в мыльнице на краю раковины.
– Хорошо, Иштван! – не стал спорить названный Элом и направил ствол на Станишевского. – Может, последнее желание есть?
– Я заплачу вам! Кто бы вас ни послал! Я дам больше!!!
Дмитрия Андреевича била крупная дрожь. Жутко захотелось жить!
– Сколько бы вам ни заплатили, я дам больше!!!
Его речь была прервана жёстким ударом пистолетной рукоятью по зубам.
– Стандартная фраза! – прокомментировал старший из убийц. – И этот насмотрелся боевиков… Деньги нам не нужны. Если веришь в Бога – молись! Хотя за оружие, что ты поставил чеченам, в рай точно не попадёшь.
– Мужики, не на-а-адо! – проскулил Станишевский, закрываясь холёными руками.
– Во, тля! Даже умереть как мужик не можешь! – презрительно бросил старший и сделал смачный глоток из бутылки. – Хоть бы судьбой своей бабы поинтересовался…
– А-а ч-что с н-ней? – ощутимо стуча зубами, выдавил Дмитрий на автомате. В данный момент судьба Машеньки его интересовала куда меньше, чем собственная.
– А на неё заказа не было. Спит она… – сообщил молодой. И опять улыбнулся. – Ну, бывай, мусчина!
В ограниченном пространстве ванной комнаты хлопок выстрела прозвучал гораздо тише, чем Глас Господень. Но разметавшего по расколотой чаше дорогой шведской ванны мозги Дмитрия Андреевича Станишевского это уже не волновало.
Вопрос: действительно ли война ВСЁ списывает?
Абсолютно? Значит…
Навскидку, верхушка айсберга.
Концентрационные лагеря? Газовые камеры? Груды человеческих трупов, которые сталкивают в ямы ножи бульдозеров? Расстрелы мирных жителей? Повешенных на площадях подростков, стариков и беременных женщин?
Беженцев всех времён и народов? В буквальном смысле МИЛЛИАРДЫ людей, лишившихся крова и средств к существованию, обречённых на скитания, страдания и голод? Пожираемых лютой ностальгией по родному дому, которого больше НЕТ?
А как списать тоску матерей, ждущих с войны своих сыновей? БОЛЬ матерей, сыновей с войны не дождавшихся?!
Бездну злодеяний, сотворенных сонмом королей, диктаторов, президентов, генералов и серых кардиналов, тоже списать?!
Крохотный пример, сведения, которые Тич узнала случайно, по ходу, заглянув в глубины памяти графа дю Плесси, герцога де Ришелье, известного в земной истории под прозваньем Кардинал Ришелье. Фигура далеко не светлая, но романтическая, овеянная литературным ореолом… Церковный деятель вёл дневничок, в который скрупулёзно заносил данные обо ВСЕХ жертвах своих религиозных и политических происков. То есть регистрировал всех людей, в смерти которых он прямо (отдавая приказ исполнителям) либо косвенно (инспирируя войны) был повинен.
