Анфиса протяжно вздохнула.
– Дети есть, жена ему без надобности. Я Генриху только мешала, на арене работать не могла. В общем, он ультиматум выдвинул: или развод с отказом от материнства, или я случайно упаду и шею сломаю. Я все бумаги подписала, и мы разбежались.
Заварская отломила ложкой кусочек пирожного и отправила его в рот.
– Не смотрите на меня так. Я не принадлежу к бабам, которые при виде младенцев кипятком писают, детей завела в надежде на спокойную жизнь. Беременность по расчету. Многие так поступают, но не признаются, а я вам, Иван Павлович, честно говорю: всегда была падка на красивых мужиков, Донелли тогда выглядел Аполлоном, и деньги у него водились. Ну ошиблась я в расчетах. Отвечу на ваш из вежливости не заданный вопрос: нет, я не страдала, думая о детях. Я о них вообще не вспоминала. Уж извините за откровенность, сделала много абортов, родить решила не юной девицей. Погуляла в молодости, погудела, захотелось стабильности и мужа с устойчивым доходом. Обычная в принципе история.
– Светлана к вам никогда не приходила? – уточнил я.
– Нет. Зачем ей это? – пожала плечами Заварская. – И вы же сами сказали, что Генрих объявил меня умершей.
Я вынул из сумки фото Светланы, которое дала мне Варвара.
– Эта девушка вам знакома?
Анфиса изучила снимок.
– Нет. Мы никогда не встречались.
– Анфиса Семеновна, – крикнули из магазина, – у нас зеленая сакура в жестяной банке есть?
– Оставлю вас на секундочку? – спросила хозяйка.
– Конечно, – согласился я.
Заварская ушла, я взял чайную ложечку, которой она ела пирожное, завернул ее в салфетку и спрятал в сумку. Потом встал и тоже направился в торговый зал, чтобы попрощаться со словоохотливой хозяйкой.
Глава 25
Пройдя к машине, я обнаружил неприятный сюрприз: кто-то написал на правом крыле моей черной иномарки ярко-красной краской неприличное слово. Я в замешательстве осмотрел нецензурщину. Ездить с этим украшением не хочется, но как его стереть? Может, поскрести ножом?
Едва эта глупая мысль пришла мне в голову, как я отогнал ее прочь: от лезвия останутся царапины.
– Вот…! – с чувством произнес пожилой мужчина, проходивший мимо. – Люмпены завистливые. Сами даже на самокат не заработали! Алкоголики-наркоманы! Увидели красивую машину и решили ее изгадить.
– Скорей всего это работа подростков, – возразил я, – а мне надо ехать по делам. У меня назначена встреча, и как назло, с молодой девушкой. Но как-то неприятно с такой похабщиной раскатывать.
Старик потрогал надпись корявым пальцем.
– Недавно поработали. Видишь через дорогу магазин, ступай туда, купи аэрозоль «Флик», распыли из него пену, подожди минут пять и сотрешь матерное слово без напряга. Я им давно пользуюсь, ни разу меня не подводил, родную краску спрей не портит.
– Спасибо, – обрадовался я и пошел в супермаркет.
На поиски чудодейственного средства ушло почти сорок минут. Сначала я искал его среди хозяйственных товаров, осмотрел каждый стеллаж несколько раз, потом обратился в справочную, выяснил, что «Флик» продают почему-то в детском отделе, схватил баллончик, сообразил, что мне понадобится тряпка, опять отправился в хозотдел… А когда, наконец, добрался до кассы, увидел километровую очередь. Делать нечего, пришлось пристраиваться в хвост, который тянулся мимо окна.
Поскучав пару минут, я вынул телефон и набрал номер Коки.
– Вава, – пропела заклятая подружка маменьки, – рада слышать твой бодрый голос, дружочек! Николетта тут хвасталась, что набрала в игре десять тысяч очков, признайся, ты ей помогаешь? Это нечестно.
Я прикинулся лыковым лаптем:
– Понятия не имею, о чем вы.
– Врунишка, – кокетливо протянула дама, – вредный мальчишка!
– Кока, вы знали писателя Заварского? – спросил я.
– Сеньку? – уточнила Кока. – Конечно, кто ж его не знал. Сенька был дурачок, внешне на Емелю смахивал, надень на него ситцевую косоворотку, вылитый Иван из сказки получится. На что они с женой жили – это загадка. Заварский писал великую книгу, но ее никто так и не увидел. Супруга его называлась актрисой. Ха! Она играла дерево в детском спектакле, а еще заднюю часть слона в той же постановке. Сенька вечно у всех деньги клянчил, но ему их не давали, знали, что не вернет. В Доме литераторов в ресторане он в черном списке состоял, долг в буфете большой имел, но каждый вечер туда приходил, высматривал, к кому подсесть, чтобы на халяву накормили-напоили. Жена была ему под стать, платье из занавески, сумка из клеенки. Дочь она чуть ли не в детском саду родила, а когда за Сеньку выскочила, тот девчонку на себя записал. Звали девочку Анфисой.
– Кока, у вас потрясающая память, – искренне восхитился я.
– Почему нет? – воскликнула Кока. – Мне всего сорок лет.
Я усмехнулся. Ну да, сорок лет и шестьсот месяцев.
– Валька, Сенькина супруга, была село селом, – тараторила Кока, – он и сам прост, как пряник. А Анфиса хитрая. Замуж хотела за приличного человека выйти, спала со всеми без разбора, надеялась жениха сексом зацепить. Но не получилось, в койку с ней ложились, но и только. Она все вокруг Фролки вилась. Помнишь его? Фрол Маркин.
– Нет, – признался я.
– Как же так, Вава, – укорила меня Кока, – Фролка у Николетты часто на суаре бывал. Он дико разбогател в перестройку, как царь Мидас, от купюр сигареты прикуривал. Плебс. Но был принят в гостиных. Время интересное было, перестройка. Интеллигенция растерялась, она на износ работать не привыкла. Писатели при Советах по одной книге в пятилетку выпускали, огромные гонорары получали и жили припеваючи. А тут! Все рухнуло. Накопленные деньги стали фантиками, книжонки о победе коммунизма оказались уже не в тему. Как жить? Было от чего запаниковать. А Фролушка не задергался, он при Советской власти журналистом был, писал о культуре, за что его подкармливали прозаики, певуны, художники. Каждому хотелось увидеть статью, в которой тебя называли талантливым или гениальным. Фролушка мог неизвестного живописца сделать востребованным, народ тогда СМИ верил. А мог и с грязью великого смешать. Вот поэтому с ним все дружили. И, опля, грянула перестройка. Пока тонкие натуры рыдали и ужасались, Маркин времени зря не терял. Он был стратегом. Фролушка нашел четырех певцов, мальчиков лет по двадцать, отбирал их не по голосам или музыкальному образованию, искал красавчиков, от которых девичье сердце млеет. И нашел Роберта, Степана, Кирилла и Федора, так появилась на свет группа «Слеза». Вероятно, ты слышал ее бессмертный хит: «Мама, мама, я влюблен, мама, мама, покорен, мама, мама, ты прости, должен сын к любимой уйти». И припев: «Ах ты лучшая самая, на земле нет прекрасней тебя, даже если уйду я навеки, любовь не умрет никогда». Текст хромал на все ноги, мелодия состояла из двух аккордов, Фрол ваял и слова, и музыку. А теперь представь: стадион в городе, которого и на карте не найти, публика – девушки с ткацкой фабрики, где на одного представителя мужского пола охотится сто самок, и вот…
