Первым делом охотник принялся монтировать на штанины замки для перезарядки магазинов. Не переставая улыбался, пока устанавливал эти полезные «примочки». Всё из головы не выходил Питерский Бронебойник и этот перл молодого оболтуса: «Несси, бля!» Что ни говори, день удался! Первый день после возвращения ДОМОЙ.
Одно только беспокоило сталкера. Ощущение, что кто-то подкрался со спины и смотрит, не сверлило затылок. Никто не дышал ему в ухо, не наступал на пятки. С самого утра так и не возникло это давящее ощущение, до вынужденных каникул привычное и неотвязное.
Контакт не устанавливался.
Его появление не замечено или демонстративно сделан вид, что не?..
Оттенки чёрного
Леа предупреждала Ника: готов будь. Выбравшись из вагона, окажешься вовсе не в том Киеве, который виден в окно.
За окном бурлил перрон главного вокзала бывшей украинской столицы. Пёстрый, оживлённый, заполненный галдящими пассажирами и встречающими-провожающими. Во время поездки сквозь время (тавтология, но как точно отражает суть!) и пространство журналист настолько проникся реальностью, доступной взгляду за окном, что поверил в неё.
Для него она буквально ожила! Поэтому, когда поезд уже въехал в Киев без всяких скобок и Котомин увидел целёхонький, густо населённый совершенно нормальными людьми город… у Ника уже просто в голове не укладывалось, что совсем скоро всё это умрёт.
Прямо на глазах.
Загодя предупреждённый, он готовился к тому, что окажется не в Киеве, а в (Киеве), но умом понимать что-нибудь – это одно, а ощутить на собственной шкуре в реале – совершенно другое…
Причём не столбом торчать, пялясь вытаращенными зенками на реальность в скобках, а без передышки в это пространство-время впрыгнуть и незамедлительно начать двигаться. Остановка – смерти подобна. Движение – жизнь. В буквальном смысле.
Этот базисный закон выживания в Чёрном Краю проводница вдалбливала ему в голову многократно, как бы вычитывая теоретический курс. Пришла пора сдавать экзамен по его практическому применению. Оценочная шкала за эту проверку короткая и незамысловатая: сдал – не сдал.
Оценку «не сдал» на самом деле следует читать: «купил билет в один конец».
Ключевое, с какой стороны ни глянь, словосочетание…
Мёртвый вокзал в убитом городе ожил на одну-единственную минутку. От самого здания мало что осталось, текучая реальность выгрызала некогда красивое сооружение кусками, но последовательно и целеустремлённо. Из-за этого картинку, которая явилась взглядам странников, что выпрыгнули из дверей вагона, назвать вокзалом язык бы не повернулся. И живописной она тоже не была, ни в малейшей степени. Огромная куча строительного мусора, наглядная модель хаоса, скрутившего в кошмарное месиво пространство, некогда упорядоченное людьми по своему усмотрению.
Как выяснилось уже очень скоро, в распростёршееся до горизонта «поле», усеянное разновеликими кучами, превратился и весь город. Это поле Нику довелось перейти, и этот переход вопреки популярному выражению оказался равен целой жизни. Такими долгими показались ему первые сутки в Чёрном Краю. Бывший стрингер много чего повидал и пережил, но очутиться сразу в настоящем Предзонье, без предварительного буфера внешнего кольца… По истечении суток он очень удивился, что выжил, пройдя (Киев), и у него мелькнула мысль о том, что Леа оказала ему медвежью услугу.
Если бы они преодолели периметр, как подавляющее большинство людей, посредством подкупа, подлога, подкопа, подводки или пролёта и какое-то время передвигались по землям, мало чем отличающимся от нормального мира, разве что обезлюдевшим… Если бы они добирались до размытой грани, после которой начинается аномальное пространство, постепенно, то у него успело бы развиться ощущение, что он влетел в полнейшее дерьмо, тонет в нём и надо бы скоренько распрощаться с изнеженностью городского жителя и раздолбайством обитателя столицы.
«Что было бы, если…»
Вот что он подумал, обернувшись на героически перейдённый, оставшийся за спиной (Киев). Больше он ничего не успел подумать, потому что Леа рванула его за плечи, отдёрнула от внезапно вспухшего из почвы толстенного столба, с виду бетонного, но усеянного хвойными ветками, как ёлочное деревце. Тем самым она ещё раз спасла задумчивого ротозея от смерти…
Пресловутое БЫ едва не убило его.
И этот приветик из глубины земли был только началом следующего этапа. (Киевское) поле хоть и осталось за спиной, но впереди простирались земли, расположенные севернее бывшей украинской столицы, и они отделяли двух странников от границы Зоны. Той самой, до которой проводница обязалась его довести.
И к завершению этого перехода, может быть, самого решающего в его командировке, он осознал, что Леа поступила совершенно правильно. Впрочем, правильным он затем признал всё, что она сделала для него.
Никаких если.
Орлята учатся летать, а люди плавать – именно так. За шкирку – и в воду (с вершины скалы в пропасть). Лети! Плыви! Упади или утопни. Потому что должен научиться самостоятельно идти. Мамаша (проводник) далеко не всегда случится рядом, чтобы поддержать и помочь.
Впрочем, Ник прекрасно понимал, что была как минимум парочка моментов, из-за напряжности которых он, не окажись рядом орлицы, (Киевское) поле не перешёл бы. И до блокпоста не добрался бы в одиночку… Леа не оставляла его до самой южной границы Черноты. И неоценимо помогала ему, сбивая мишуру иллюзий с болвана самоуверенного. Только благодаря ей он, вынужденный в сжатые сроки осваивать технику выживания в реальной боевой обстановке, к блокпосту дополз уже крепко подученным уму-разуму. А ведь это был ещё только подготовительный курс…
Но самый первый шаг Николая Котомина в Черный Край вёл из двери, открытой проводницей. В аномальный мир, где некогда находилось обычное пространство-время, что всего минуту назад, из окна вагона, выглядело… бурлящим, пёстрым, оживлённым, заполненным галдящими пассажирами и встречающими-провожающими.
Зачеркнуть. Забыть. Всего этого НЕТ.
Проехали.
Без всякого БЫ.
Полностью уцелел только один путь – первый. На него и пришёл поезд. Или наоборот: путь цел, потому что на него приходит поезд?
Но самого поезда и в помине не было.
Когда Ник оторвал от ступеньки ногу и обернулся, он чуть не застыл с этой самой ногой, приподнятой над асфальтом. Потому что не увидел никакого вагона. Только рельсы со шпалами в углублении и край перрона, асфальтированную ленту метра два шириной примерно. Никого из людей, кроме них двоих, на убегающем в обе стороны остатке перрона не наблюдалось, прочие пассажиры, видать, как-то «параллельно» высаживались… Репортёр очень осторожно, опасаясь провалиться, опустил ногу, обернулся и посмотрел туда, где только что сверкала и мельтешила полноценная заоконная жизнь.
Первая картина иного мира, которую зафиксировали его глаза (и рекордеры), изображала тёмные, тяжело колышущиеся воды неширокой речки, которая протекала между прибывшими и неимоверной грудой мусора, в которую превратилось вокзальное здание. Он хорошо знал, как оно выглядит, когда-то в детстве, юности и молодости здесь бывал не раз, да и на фотках видел неоднократно. И в помине не осталось… Камни, балки, стекло, арматура, бетонные глыбы, всё переплелось, смешалось в кучу, будто к вокзалу притопал великан небоскрёбного роста и задался целью сровнять его с землёй, но раскатать в полный блин не успел, отвлёкся и дальше потопал, крушить другие объекты.
