Если нет, тогда истолкование происходящего будет уже совершенно иным.
«Что же скрывается под этой улыбочкой молодого? Что творится в его заблокированном мозгу, соизволившем вдруг просигналить о присутствии потенциала? Как же ему удаётся так лихо управляться с зонными тварями и аномалиями… Это-то ладно, сами с усами и бородой даже. Но вдруг этот вундеркинд и с человеками научится управляться не менее ловко?»
Энергия власти
Зимник пришёлся очень и очень кстати. По причине экстренного воцарения тотальной весны использовать его по назначению прямому, то бишь влезать внутрь и согревать закоченевшие тела, не хотелось. Но в качестве толстого мягкого ковра он великолепно сгодился.
Вообще-то хотелось даже от бронекостюмов освободиться, до такой степени жарило полуденное солнце. Не по-зонному совершенно, бесшабашно и напропалую, во всю мощь. Низко провисших, беременных снегом туч как не бывало, трогательные пушистые облачка лениво плыли по голубенькому небу, купаясь в солнечных лучах. Глазам с трудом верилось, Ник успел привыкнуть к вечной серости, некрасивой и хмурой, нависающей над головой.
– Она потихоньку осваивается в пятом океане, – произнесла Леа. – Раньше над Предзоньем летать не опаснее было, чем над любой другой территорией или акваторией планеты. Теперь же там всё чаще и с воздухом что-то происходит. Надземные аномалии достаточно редко возникают пока, но… раньше их вообще не было.
Они лежали на расстеленном зимнике и любовались невероятным по обычным зонным меркам небом. Держась за руки, лежали.
Ник и Леа покинули рубеж кольцевого каньона, очертивший эпицентральный круг Черноты, и добрались в полуразрушенное жилище, под призрачную защиту его изломанных стенок. Всё же дом, хотя вместо крыши – небо. Зато красивое.
Первый свой очаг они разожгли именно здесь. Леа сложила веточки шалашиком, подожгла их с помощью массивной зажигалки, извлечённой из внутреннего кармана. Костерок получился крохотный, на поллитровую кружку, и весёлый. Чаю вкуснее Ник в жизни не пивал…
Но от брони избавляться никто и не собирался. Вся эта тишь, гладь, благодать – только видимость.
Стоит лишь вспомнить, где находится затерянный домик.
Точнее, в ком.
Поэтому мужчина и женщина просто лежали рядом, держась за руки по обыкновению, сложившемуся с первых суток знакомства, и беседовали о насущном.
Уходить не торопились. Вынужденный привал. Ждали возвращения мулатки. Она, по предварительной договорённости с Леа, должна была вернуться в эту руину, как только «брошенный» Ник уйдёт в эпицентр, и дожидаться здесь. Но афромосквички в точке встречи не оказалось. Раньше времени не хотелось верить, что случилось худшее. Не девочка-первогодок всё же… Для появления скорбной уверенности необходимо подождать ещё пару часов. Но лучше три.
– Здесь у Черноты сплошной думательный орган. Сложившаяся структура, постоянная. Другие живые для неё что-то вроде бацилл в мозгах, полезных симбионтов или вредных паразитов, в зависимости от ситуации… А за красной линией начинается пространство, доступное её непосредственному воздействию. Докуда она способна дотянуться своими лапками, шарящими вокруг. Размаха её условных конечностей хватает примерно на двести пятьдесят – триста кэмэ…
– Пока да…
– Вот именно, пока. Она взрослеет, Ник. Изучает окружающую среду, исследует свой внутренний мир. Экспериментирует, творит, перебирает варианты. Вот почему в Предчернье постоянно что-нибудь возникает и пропадает. И угодившему туда человеку главное – не исчезнуть вместе с перемещённой материей. Вещи, субстанции, в том числе горючие и активные, машины, растения, строения исчезают и появляются как бы из ниоткуда и в никуда. Любознательный ребёнок тянет ручонки, перекладывает игрушки, роняет, пытается как-то реорганизовать мир сначала вокруг своей колыбельки, затем вокруг своего манежа… Это ещё не так страшно, но что же будет, когда дитятко вырастет, выберется из колыбели и отправится гулять по дому?
– Да-а… Значит, в Предзонье нет выбросов, потому что там не мысли её исчезают и появляются, а ручонки манипулируют…
– Ага. Вокруг мозга Зоны расположено пространство влияния уже не прямого, а опосредованного, так сказать. Мысленно любой разумный может в собственном мозгу что угодно вообразить и что угодно выстроить, возвести или стереть. Фантазия мгновенно любое желание исполнит, до которого способен додуматься разум. Однако на столе рабочем уже надо как минимум пальчиками поработать, чтоб хотя бы нарисовать убогий схематичный эскиз того, что тебе хотелось бы воплотить. А уж чтобы смастерить хотя бы примитивную вещицу, надо умения наработать, опыт приобрести, технологии изучить…
– Учиться, учиться… Всё как у людей!
– А как же! И я о том, Ник. И вот она, возникшая в нашем мире живая сущность, лежит в своей колыбели и дальше размаха ручонок не дотягивается. Но взглядом по сторонам уже зыркает. Пока – только взглядом. Хотя у неё такой взгляд, что мало не покажется. Иногда хлеще кнута стегает, обжечь может, как заправское пламя, и резануть льдистым сверканием. Всё как у людей.
– Но как, как она возникла, Леа?! Что случилось?! Неужели тот самый, пресловутый ядерный взрыв нарушил какие-то тонкие взаимосвязи, и локальный участок мира начал изменяться, мутировать… А если бы в своё время холодная война превратилась в горячую, и рвануло множество советских и американских бомб, то вся планета мутировала бы, да?!
– Ник, ты умный, спору нет, но уж очень нетерпеливый. Погоди, не торопись. Времени достаточно, я расскажу… Вот каким наблюдением я хотела сначала поделиться. В предзонных областях, там, где скопления людей образуются, где отчаянные или алчные основывают нечто вроде поселений, почему-то появляется эффект большей стабильности материи. Будто совокупное желание людей жить именно в этом месте каким-то образом нейтрализует потуги Зоны, отбивает у неё желание что-то постоянно менять в этом локальном фрагменте. Но для этого надо объединить немало людей – десятки, сотни – общей целью.
– Может, совокупными усилиями люди умудряются воздействовать на неё?
– Или она просто начинает считаться с целями не только своими собственными? Раньше такого эффекта не возникало, как и воздушных аномалий. Теперь – появляется. По контрасту, другое наблюдение. В самой Зоне, то есть в мозгу ребёнка, наиболее страшные, изуродованные места, почти непроходимые сейчас из-за обилия разнообразных аномалий и монстров, – именно там, где в своё время существовали самые большие скопления осёдло живущих людей. Наследили мы, оставили после себя уйму гумуса…
– Почему же она позволяет новообразованным посёлкам существовать внутри себя?
– Может, потому что именно их она осознаёт чем-то вроде внезапно осенившей идеи, возникшей в мозгу мысли, что от людей не только гадостей ждать можно? И она, мысль эту не выбрасывая из головы, обдумывая, воображая себе подобную возможность, машинально в Предзонье воплощает последствия обдуманного?..
