Я вдруг обмякла, как тряпичная кукла, мне захотелось прилечь рядом с мамой на белые больничные простыни в ожидании, кто из нас уйдет первым, или расплавиться и распластаться мокрым пятном на сером линолеуме, протертом от времени в некоторых местах от шарканья тапок медсестер и больных.
Профессор опять схватил меня за плечо, но в этот раз, я полагаю, чтобы не дать мне упасть.
– Что с вами? – в его голосе впервые послышалась нотка человеческого участия.
– Да… Все нормально, спасибо. Кажется, мне нужно на воздух.
Он решил, наверное, что я хочу убежать из палаты.
– Не забудьте оставить свой контактный номер у дежурной сестры. Когда ваша мама придет в себя, ей непременно захочется с вами связаться, а это может произойти в любое время.
Я не послушалась, так как почувствовала острую необходимость очутиться вне больничных стен. Когда я выскочила наружу, жаркое солнце напомнило мне, что скоро лето полностью вступит в свои права. Но мне оно радости не принесет. В этом году мне не суждено приобрести золотистый бронзовый загар, как у доктора Лорана Пласмана.
Я не сделала и трех шагов в больничном дворе, как передо мной предстал Дэвид. Его внезапное появление подействовало на меня как глупая шутка. То, что все это время он меня ждал, было бестактно с его стороны. Совершенно неуместное, на мой взгляд, поведение в таком месте и при таких обстоятельствах.
– Разве тебе не нужно присутствовать на административном совещании и обсуждать цифры по аудитории? – набросилась я на него.
Он удивленно заморгал глазами:
– Нет…
– Ах да! Какая же я дура: передача-то не состоялась, аудитории-то не было!
Сама не знаю, почему я так сказала. Не нужно было его провоцировать. «Новости культурной жизни» – моя несостоявшаяся передача, глупый эксперимент, мертворожденное дитя – среди прочих забот сейчас это было далеко не самое важное. Охватившая меня злость после звонка Фреда теперь мне казалась смешной и глупой.
Без особой цели я продолжала идти вперед по треснутым плитам, рискуя подвернуть ногу, как вдруг он крепко схватил меня за руку, пришлось остановиться.
– Позволь, по крайней мере, объяснить.
Я посмотрела на него ничего не выражающим долгим взглядом, пытаясь увидеть в этом нарядном франте, пропитанном жаждой успеха и власти, надменном и самовлюбленном, того мужчину, который покорил и очаровал мое сердце при первой встрече. Даже его голос не казался, как прежде, завораживающим, лишенный знаменитой мягкости, он стал визгливым и противным.
– Давай, – сухо ответила я, ничего особо не ожидая.
Дэвид всегда умел владеть собой и великолепно выглядел при любых обстоятельствах, но сейчас поразил меня тем, что не менее убедительно играл кроткое смирение и покорность. Он всегда смотрел прямо в глаза, обезоруживая своей открытостью, а теперь прятал взгляд, рассматривая на земле булыжники и травинки. Однако руки моей так и не отпустил.
– Когда я увидел тебя на своем мониторе… в этом платье… с этой прической…
– Что? Ты теперь сделался костюмером? Я-то думала, тебя интересует не столько одежда, сколько более серьезные вещи.
Мое замечание прозвучало как пощечина, но он, кажется, и не заметил прозрачный намек.
– Когда группу Барле возглавлял еще мой отец, я попросил его, чтобы Авроре устроили пробы.
Дальнейшее стало понятно:
– И она снялась в том же платье?
– Ну, не в том же самом, но в очень похожем. Это так.
Если Дэвид говорил правду, можно себе представить, какой шок он испытал, когда посмотрел на экран.
Я позволила ему продолжить рассказ.
– Я только подумал, что… я бы не смог этого вынести. Видеть тебя в таком же наряде, как и она…
– Потому ты приказал Гийому не пускать передачу в эфир?
– Это было глупо, я понимаю. Мне очень жаль…
Ладно, проехали.
Но что я могу сказать в ответ? Каким бы искренним ни было его признание, оно не объясняло остального. Не проливало свет на события, о которых поведал Франсуа, а потом и Ребекка.
Я могла бы утешиться трогательным признанием, могла бы умилиться слезами, которые, похоже, он едва сдерживал, могла бы предать забвению огорчения последних дней. Я бы могла даже еще раз поверить его обещаниям долгой и счастливой жизни. Но я уже так много узнала за это время…
– Агентство «Ночные Красавицы» было создано только ради этого: найти тебе другую женщину? Другую Аврору?
На его лице появилось выражение недоумения. Он и не подозревал, что мне так много известно. Еще меньше он ожидал, что у меня хватит наглости спросить его об этом в лоб.
– Все не так просто, как ты думаешь… – Дэвид пытался увильнуть от ответа.
– Да или нет? Фирма Ребекки служила тебе в качестве брачной конторы для личных целей? Так, да? Или нет? – я прижала его к стене, ему уже не отвертеться.
Сконфуженный вид Дэвида не мог ввести меня в заблуждение, как и не мог скрыть охватившего его раздражения. Он переминался с ноги на ногу, ковырял носком ботинка трещину в тротуаре, безуспешно пытаясь справиться с нервным возбуждением.
– Да. Но я хочу подчеркнуть, что это идея Луи.
«Может быть, эта мысль пришла в голову не ему, а Луи, я точно не знаю», – так, кажется, говорила Ребекка.
– А что это меняет?
– Это означает, что я того не хотел. Я не собирался делать из агентства «Ночные Красавицы» ловушку. В любом случае, я смотрел на это иначе. Я просто хотел сделать возможной нашу встречу.
– А Луи? – не отставала от него я.
Мой вопрос удивил Дэвида.
– Что Луи? Он – закоренелый холостяк. Вечный охотник, знаешь ли, всегда в погоне за свежей добычей.
Сравнение меня больно задело, как будто речь шла обо мне. Но совсем не по той причине, что я и себя относила к стаду, в котором Луи, матерый волк, выслеживал очередную жертву. Скорее всего, я отождествляла саму себя с этим коварным хищником, которого Дэвид описал унизительными словами, и было невыносимо обидно, что он изображает мою тонкую натуру и высокие побуждения в таком неприглядном виде. Как банальное потребление. Как патологические наклонности.
После нескольких сеансов в «Отеле де Шарм» я поняла: это другое.
– Для него «Ночные Красавицы» были как бесплатная кормушка. Он телефон оборвал у Ребекки, требуя, чтобы та поставляла ему новых подружек. Странные у них отношения, кстати: нечасто сталкиваешься с ситуацией, когда дилер ревнует своего наркомана к очередной дозе.
Первый раз он говорил со мной о брате так непредвзято. Похоже, для Дэвида не составляло проблемы очернить его просто так, походя, ненароком. Он даже не пытался его оправдать или объяснить причины сексуальной озабоченности Луи. Он не хотел быть снисходительным, он его изничтожил словами.
