Я посмотрела на нее, на моих мокрых от слез губах появилась мягкая улыбка:
– Все хорошо, спасибо. Теперь все будет в порядке.
38
На самом деле все было не так однозначно. В данный момент, представляя собой малоприятное зрелище, я брела, пошатываясь, как пьяная, по коридору, пропахшему хлоркой и эфирным спиртом, двигаясь на ощупь, от одной стенки до другой, вся помятая, хоть и в подвенечном платье, лохматая, с мокрым от слез лицом, но в душе я чувствовала себя как металлический шарик в настольной игре, готовая выскочить по щелчку, оттолкнуться от распрямившейся пружины и устремиться к новой жизни… Но я все еще колебалась. Как в переносном, так и в прямом смысле, чуть не падая на серый потертый линолеум, ощущая тяжелый камень на сердце от перенесенных страданий.
Анабель = Аврора. Простое равенство, но мне не удавалось его понять, еще меньше я была готова согласиться с этим.
А вдруг в объяснении, сделанном с помощью фотографий, заключалась очередная хитрость Луи? Вдруг я приступаю к исполнению последней фазы придуманного Дэвидом дьявольского плана, которому его брат следует слово в слово по причинам, мне пока непонятным, – может быть, это чувство вины?
Я же видела на лице Луи признак искренности, причем такой, который он не мог бы контролировать: небольшая ямочка на правой щеке. Я видела ее и вчера ночью, когда выходила из номера, я помню его последние слова перед тем, как мы расстались: «…есть еще кое-что». Что он имел в виду? Что еще хотел мне сказать… или показать? А может, он собирался еще раз меня унизить?
Пассажиры на остановке автобуса № 378 не обратили никакого внимания ни на мой эксцентричный наряд, ни на потрепанный вид, нагруженные сумками с провизией, равно как и своими переживаниями. Подумаешь, что особенного? Новобрачная в свадебном прикиде пользуется общественным транспортом. Наверное, они такое не раз уже видели. Кстати, в этом заключается преимущество рабочих кварталов – здесь каждый пережевывает собственные неприятности и не вмешивается в чужие проблемы. Своего рода уважение к личным несчастьям другого, выражающееся в безразличии.
Наконец автобус прибыл, и компактная группа пассажиров поторопилась к двустворчатой пневматической двери, открывшейся с оглушительным шумом.
Я, стремительно выскочив из дома, ничего не взяла с собой, кроме небольшой косметички с ключами и бумажными салфетками. Салфетки я давно уже все извела, скомкав одну за другой, когда вытирала слезы и растекшийся макияж. Чек за поездку на такси я подписала в счет BTV. Но осознание того, что у меня при себе ни цента, пришло только тогда, когда водитель автобуса, огромный лысый мужик с серьгой в правом ухе, напомнил:
– Ваш проездной мамуазель…
– Ах, да…
Я бессмысленно стала копаться в косметичке, выронила со звоном ключи, наклонилась и принялась шарить по полу, среди ног в туфлях, сандалиях, кроссовках, готовых меня растоптать и прорваться в салон. Неожиданно на мое плечо легла тяжелая рука, и какой-то мужчина помог мне подняться.
– Все нормально, девушка со мной, – сказал он водителю.
Я оглянулась, лицо говорившего было мне незнакомо.
– Ну и прекрасно! Мои поздравления молодоженам, – шутливо сказал водитель автобуса. – Однако это не освобождает вас от уплаты за проезд.
Молодой человек, среднего роста брюнет, одетый просто, но элегантно, порылся в джинсах, достал из кармана монетку в два евро. Мне показалось, что он недоволен насмешливым тоном водителя.
– Этого хватит за двоих? – сухо спросил он, протягивая ему деньги.
– Ваша сдача и билеты, – также сухо ответил водитель.
Мой спаситель их взял, прокомпостировал и потянул меня в салон, где усадил ближе к окошку. Я плюхнулась на сиденье, ни слова не говоря, и уставилась в окно.
Все вошли, и автобус тронулся с места. Я наблюдала за пробегающей мимо бесконечной чередой жалких домишек, ангаров, гаражей, плоских многоэтажек. Даже при свете яркого солнца индустриальная зона, ничейная земля, пересекаемая серпантином транспортных магистралей, втиснутая между большими заселенными кварталами, не вызывала лирического настроения, а производила зловещее впечатление.
– Вы не узнаете меня? – обратился ко мне с застенчивой улыбкой ниспосланный небесами молодой человек.
Я присмотрелась, но его лицо мне ни о чем не говорило, и мне оставалось только лаконично подтвердить:
– Не узнаю… кажется.
– Бертран Пасадье. Мы как-то разговорились с вами в электричке.
Когда это было? Несколько месяцев назад? Как в тумане, у меня в памяти возник тот давний вечер, я что-то вспомнила. Что он мог делать здесь, в этот полуденный час, в четверг, посреди недели? Уже в отпуске или едет по делам? В отгуле за сверхурочные? Может, взял за свой счет, чтобы навестить родственника в больнице? Впрочем, какое мне дело?!
– Возможно, – нехотя согласилась я.
– Нет, точно! Я помню. Должно быть, вы переехали в Париж.
Я не ответила. Зачем ему знать, что от моей жизни остались одни развалины, но у изголовья моей умирающей матери я узнала, что маленький росточек все-таки пробивается к солнцу.
– Да, было такое. – Я не удержалась и вступила в разговор. – Но теперь я возвращаюсь в Нантерр.
– Да что вы говорите? А я подумал… Ваше платье…
Он кинул взгляд, в котором сквозил и вопрос, и одновременно осуждение, на мой поблекший наряд.
– А, это – так, маскарадный костюм.
– Ах вот как? Что ж, это не менее удивительно…
Странный молодой человек. Определенно, до него только что дошло, что я так шучу. До него вообще медленно доходит.
Я пошарила в косметичке в надежде найти там телефон, но вспомнила, что оставила его на супружеском ложе в особняке Дюшенуа, куда не собиралась больше возвращаться. Никогда!
– У вас есть мобильник? – я подняла на своего попутчика помутившийся взгляд.
– Да, конечно.
– Вы можете сделать вместо меня один звонок?
– От вашего имени, вы хотите сказать?
– Да, именно так.
Он вытащил из внутреннего кармана свой смартфон последней модели и услужливо протянул мне.
– Вот, берите! Если желаете, вы можете его взять, и звоните сами, куда хотите.
– Нет… Я не хочу, нет.
У меня вправду не было никакого желания выслушивать наставления Армана, слушать отдаленный шум голосов собравшихся гостей, замерших в нетерпеливом ожидании объяснения происходящего, тем более не хотелось слышать гневные крики Дэвида, который попытается, конечно, вырвать из рук управляющего трубку.
Бертран Пасадье сосредоточенно набирал номер особняка Дюшенуа, который я ему диктовала, потом осторожно занес большой палец над зеленой кнопкой.
