Полномасштабная бомбардировка 25 июля вызвала огромные потери у немцев в живой силе и боевой технике. «Пейзаж был лунным; все вокруг было взорвано и сожжено, – писал Байерляйн. – Было невозможно отвести технику или отремонтировать подбитые машины. Уцелевшие походили на безумцев, они стали ни к чему не пригодны. Не думаю, что даже преисподняя страшнее того, что пережили мы». Склонный к преувеличениям Байерляйн вначале заявлял, что Учебная танковая потеряла 35 танков, 15 штурмовых орудий и 2000 солдат. Впоследствии он снизил цифры до 25 танков, 10 штурмовых орудий и не более 1000 человек. Уничтожен был и дислоцированный на его участке парашютно-десантный полк. Шоковый эффект был несомненным. Один американский врач писал в своем дневнике, что «многие [пленные] просто что-то бормотали, словно повредились в уме».
Офицер американской пехоты, наступавшей в районе бомбардировки, отмечал: «После этой масштабной бомбардировки земля выглядела так, словно ее перепахали. На много гектаров вокруг вряд ли выжил хоть человек, хоть зверь. На покрытой шрамами земле лежали в беспорядке всевозможные грузовики, орудия и боевые машины». Бывало, что «Пантеры» лежали перевернутые кверху днищем, будто черепахи. Через несколько дней после прорыва Паттон пролетел на самолете-разведчике над районом операции «Кобра». Высота составляла около 90 м, но даже с такой высоты он чувствовал невыносимый смрад туш убитых коров.
Тем не менее полностью подавить сопротивление немцев не удалось. 4-я пехотная дивизия продвигалась вперед и все еще ждала, когда к ней присоединятся свои танки. Преодолев чуть более чем полкилометра, они вышли на немецкие позиции. Немцев поддерживали танки, скрытые на дороге, шедшей через рощу. Гранатометчики подбили несколько вражеских машин, которые, впрочем, уже могли быть повреждены бомбами, а затем уничтожили вышедшую навстречу из рощи группу немцев. «Уцелевшие ринулись обратно в лес, крича: “Камерад!” Командир одного отделения вышел вперед и замахал американцам рукой. Его застрелили. Вышел другой унтер-офицер, но его достали гранатой. Мы не видели, из какого сектора вражеских позиций велся этот огонь, поэтому не могли больше рисковать своими солдатами и стали стрелять по всем немцам, желающим сдаться».
4-й пехотной дивизии не удалось продвинуться вперед больше чем на 2,5 км. «Результаты первого дня вряд ли можно назвать настоящим прорывом», – признало командование. 9-я дивизия на правом фланге и 30-я на левом добились не намного большего. Возникло чувство глубокого разочарования эффектом бомбардировки. Но командиры и солдаты сами слишком осторожничали после недель боев в бокаже. Тогда командир корпуса генерал Коллинз принял смелое решение. 26 июля он приказал танковым дивизиям двинуться вперед раньше, чем планировалось.
В тот день немцы направили оставшиеся резервы к Шапель-ан-Жюже, но те попали под удар истребителей-бомбардировщиков. Вскоре стало ясно, что сектор на стыке 4-й и 9-й дивизий практически открыт. Хольтиц и Хауссер не осознали всего масштаба опасности, в основном из-за того, что бомбардировка уничтожила многие наземные линии связи.
В центре 4-я пехотная дивизия наступала теперь без особых трудностей. «Даже здесь эффект бомбардировки был заметен, – докладывал штаб дивизии. – Несмотря на то что она имело место за день до этого, многие немцы все еще тряслись. Было захвачено много пленных, похожих на выжатые лимоны». Сообщалось о случае, когда пехота окружила три «Пантеры», и их экипажи сдались. Другой взвод чрезвычайно развеселило то, что около одного из танков, брошенных Учебной танковой, нашлась «настоящая коллекция женской одежды, включая шелковые чулки и трусики». 30-я дивизия, полностью пришедшая в себя после случайной бомбардировки своими, вступила в тяжелый бой в районе Эбекревона, к северо-западу от Сен-Ло. Но сопротивление немцев начало быстро угасать.
В то утро, 26 июля, Коллинз приказал 1-й дивизии совершить на правом фланге прорыв при поддержке подразделений 3-й танковой дивизии. Тем временем отряд 2-й танковой дивизии во главе с бригадным генералом Роузом должен был атаковать на левом фланге, сначала при поддержке 30-й дивизии, а затем уже в одиночку, в направлении Сен-Жиля. Проведенная ранее Роузом интенсивная подготовка, целью которой было «сдружить» пехоту и танки, окупилась сполна. 22-й полк 4-й пехотной дивизии ехал на танковой броне – по восемь человек на «Шерманах» и по четыре на легких танках. 3-й батальон полка ехал за ними на грузовиках. Испещренная воронками от бомб и артиллерийских снарядов дорога иногда вызывала задержки, и, как только встречалось сопротивление, пехота спрыгивала с брони и двигалась вперед по-пластунски, чтобы засечь танки врага. Это было тем легче, что немцы привыкли не выключать двигатели своих машин. Потом пехота сообщала местоположение целей своим танкам, и те открывали огонь. Понимая, что главной проблемой будет пополнение припасов, Роуз приказал загрузить в танки дополнительные пайки, гранаты и патронташи с патронами для пехоты.
2-я танковая дивизия, гордившаяся своим прозвищем «Ад на колесах», была сформирована лично генералом Паттоном. Гордились они и тем, что крепко напивались и крепко же воевали. Эти танкисты покровительственно относились к пехотинцам, которых называли «пончиками». Им передался безрассудный нрав Паттона, а также его любовь к азартным играм. Один из офицеров признавал, что они «часто и много мародерствовали». Во всех армиях танкисты были худшими мародерами, и не только потому, что они, вместе с пехотой, всегда оказывались на месте первыми, но и потому, что у них было больше возможностей для хранения добычи. Другой офицер отмечал, что некоторые бойцы во время боя теряли над собой контроль. «Число людей, одержимых жаждой убийства, к счастью, очень невелико, – писал он. – Такие люди ненадежные и неумелые. Держать их рядом опасно». Как бы там ни было, профессионализм и боевой пыл 2-й танковой были именно тем, что позволяло лучше всего использовать возможности, предоставленные операцией «Кобра».
Медленно продвигаясь через густой кустарник и воронки от бомб, танки с пехотой на броне преодолевали в среднем 1,5 км в час, но это все равно было несравнимо быстрее, чем в предыдущий период боев в бокаже. 22-й пехотный полк покинул броню, чтобы очистить городок Сен-Жиль по пути из Кутанса в Сен-Ло. На южном выезде из городка они заметили «лежавшего на обочине дороги тяжело раненного рядового Де Кастро. Правая ступня у него была почти оторвана, болтаясь на сухожилии. В правом плече зияла ужасная рана. Когда мы проезжали, он попытался приподняться, помахал здоровой левой рукой и сказал: “Сделайте их, парни!”»
Как только танковая колонна Роуза покинула район бомбардировки и проехала Сен-Жиль, скорость наступления возросла, даже несмотря на спустившуюся ночь. Роуз не считал темноту достаточной причиной для остановки. Его танки прошли мимо немецких позиций. Некоторые немецкие экипажи, сочтя колонну одним из своих отступающих подразделений, присоединились к ней и попали в плен. По дороге в Канизи «Шерман» Роуза сжег два немецких бронетранспортера, самым тяжелым оружием которых были пулеметы.
Канизи был охвачен пламенем после бомбардировки с «Тандерболтов». Танковой колонне пришлось потратить время на то, чтобы преодолеть развалины. В местном замке они обнаружили немецкий полевой госпиталь, в котором захватили раненых солдат, врачей и медсестер. Роуз не желал тратить время зря и приказал своим людям двигаться к деревне Мени-Эрман, расположенной более чем в 10 км к югу от Сен-Ло.
