Незадолго до темноты «Шерманы» 13/18-го полка форсировали ручей и оказали пехоте огневую поддержку, но немецкие пулеметные гнезда были хорошо замаскированы. Тогда решили сделать по-другому. С наступлением темноты роты были переформированы. Под прикрытием дымовой завесы они двинулись вперед как можно тише. Снаряжение каждого солдата было тщательно проверено, чтобы ничто не звякнуло.
Не допуская даже мысли о том, что они смогут пройти незамеченными, солдаты продолжали подниматься по склону. Слышны были голоса немцев, но, к счастью, англичане не наткнулись ни на одно пулеметное гнездо. Первые две роты 4-го батальона сомерсетцев выбрались на плато, где вскоре к ним присоединились две остальные. Они попытались окопаться и приготовиться к неизбежной немецкой контратаке, но почва оказалась слишком каменистой.
Внезапно сержант Партридж услышал шум, похожий на рев мотора «Пантеры» или «Тигра». Шепотом он приказал гранатометчику подать ручной противотанковый гранатомет, но солдат стал сразу хныкать. Гранатомет слишком тяжел, чтобы втащить его на холм, он бросил оружие по дороге. Партридж еле сдержался, чтобы не задушить солдата. Но можно смело утверждать, что переполошивший всех танк принадлежал 13/18-му гусарскому полку, один из батальонов которого вышел на склон Мон-Пенсон немного раньше пехотинцев. В суматохе танкисты не поняли, что пехота уже прибыла, и по рации запросили поддержку. Их командир послал вверх по склону другой батальон и все требовал пехотных подкреплений.
К утру 7 августа главная высота Нормандии была в руках англичан. Немцы к тому времени как сквозь землю провалились. Их отступление было частью отчаянной попытки сократить линию фронта, что позволило бы перебросить 1-ю танковую дивизию СС для участия в контратаке, готовившейся под Мортеном.
«Блюкоут» для обеих сторон стал кульминацией яростной битвы. 4-й батальон Сомерсетского полка «за пять недель потерял больше солдат, чем за последующие девять месяцев», остававшиеся до конца войны. Западнее, ближе к Виру, 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг» была наголову разгромлена 11-й танковой и Гвардейской танковой. Накануне ночью штаб Эбербаха сообщал о «массированных атаках противника почти по всему фронту». Последним усилием немцев стала контратака «Фрундсберга» на позиции 11-й танковой к югу от Преля в попытке закрыть брешь между 7-й армией и танковой группой «Запад».
На следующий день, когда по приказу Гитлера армейская танковая группа «Запад» стала официально именоваться 5-й танковой армией, Эбербах сообщил, что в боеспособном состоянии остались лишь 3 танка 10-й танковой дивизии СС. Ему пришлось отозвать их с передовой. Боевой дух армии был «неудовлетворительным» из-за «потерь, отступлений и переутомления». Не обсуждалась даже возможность переброски 2-го танкового корпуса, или 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд», или 21-й танковой дивизии для контратаки под Мортеном. Даже Клюге предупреждал, что «переброска 1-й танковой дивизии уже была нелегким решением». В тот же день группа армий «Б» сообщила, что с начала вторжения ее потери достигли 151 487 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Пополнения же составили едва 20 000 человек.
Глава 24
Мортенская контратака
Незадолго до полуночи 2 августа генерал артиллерии Варлимонт прибыл из Восточной Пруссии в замок Рош-Гюйон. Генерал прилетел в Страсбург, где его ждал штабной автомобиль. Варлимонту было поручено оценить последствия прорыва американцев, но танковую группу «Запад» в тот день больше беспокоило наступление англичан на Вир в сочетании с ударом 30-го корпуса. «Ситуация обострилась еще больше, – докладывал Эбербах. – Противник пытается соединить клинья на западном участке фронта и в центре».
В ночь перед отъездом Варлимонта из Вольфшанце его и Йодля вызвал к себе Гитлер. Они обсудили возможность отступления к низовьям Сены, но ее изгибы и излучины сильно усложняли оборону. Гитлер колебался. Ему очень не хотелось терять связь с Испанией и Португалией – это было чревато прекращением поставок сырья. Отступление означало бы также потерю баз подводного флота на Атлантическом побережье. Гитлер проявил больше реализма, чем ожидал Варлимонт, однако дал строжайшее указание не обсуждать этот вопрос с Клюге. «Как только создается линия обороны в тылу, – заметил Гитлер, – мои генералы не могут уже думать ни о чем, кроме отхода к этой линии».
После разговора с Клюге Варлимонт посетил штабы нескольких соединений. На канском участке фронта он встретился с командующим танковой группой «Запад» генералом Эбербахом и командиром 1-го танкового корпуса СС Зеппом Дитрихом. Наиболее откровенным, вероятно, оказался от природы несдержанный генерал Майндль – особенно когда Варлимонт в деталях описал, как чудом ушел на дороге от англо-американских самолетов. Позже Майндль так охарактеризовал Варлимонта: «Он был из того набора оловянных солдатиков, которым Судьба вручила нашу жизнь и успех!» Все офицеры, с которыми беседовал Варлимонт, были «обескуражены» подавляющим превосходством англо-американской авиации.
Утром 4 августа Варлимонт вернулся в штаб Клюге. От Гитлера только что был получен приказ стянуть танковые соединения для удара в направлении Авранша. Цель заключалась в том, чтобы перерезать коммуникации Паттона. Операция получила кодовое наименование «Люттих». Клюге уже и сам рассматривал подобную возможность, но опасался, что «не удержит фронт в случае контратаки противника». Впрочем, из-за подозрений о причастности к заговору он был лишен возможности противоречить воле фюрера.
После встречи с Йодлем и Варлимонтом Гитлер снова стал колебаться и теперь отказывался рассматривать всякую вероятность отступления. Присущий ему азарт, помноженный на страсть к драматическим эффектам, вновь заставил фюрера фантазировать, вглядываясь в карты театра военных действий. Он подолгу смотрел на значки дивизий, не желая признать, что от большинства из них к тому времени осталась лишь тень номинальной численности. Идея отрезать 3-ю армию Паттона влекла фюрера неодолимо. Свои требования удержать Нормандию он оправдывал тем, что у пехотных дивизий фактически не осталось автотранспорта. Отход оставил бы их на милость американских танковых дивизий и авиации противника. В то же время при планировании операции «Люттих» он отказывался принимать эту самую авиацию во внимание. Гитлер привык видеть лишь то, что его устраивало.
Клюге куда лучше Гитлера понимал, что время работает против немцев. Вечером 4 августа, после возвращения из Бретани, Паттон переговорил с командиром 15-го корпуса Хейслипом. Брэдли приказал 3-й армии нанести удар в восточном направлении, вдоль неприкрытого фланга немцев. Паттон приказал Хейслипу взять на следующий день Майен и Лаваль. Меньше чем через два часа Хейслип провел совещание с командирами своих дивизий, давая указания на утро следующего дня. 79-я пехотная дивизия должна была взять Лаваль, а 90-я пехотная – расположенный севернее Майен.
Когда Паттон встретил 90-ю на дороге восточнее Авранша за три дня до этого, он высказался о ней крайне ядовито. «Дивизия плохая, дисциплины никакой, люди грязные, а офицеры – безразличные. Некоторые из них снимают знаки различия и скрывают эти знаки на касках. Я видел, как один лейтенант-артиллерист выскочил из своей машины и спрятался в кювете, когда на большой высоте пролетел лениво постреливавший самолет». Но после назначения нового командира, генерал-майора Реймонда Маклейна, 90-я быстро стала примером того, как соединение с низким боевым духом может резко измениться в лучшую сторону при правильном руководстве и смене обстоятельств. 5 августа дивизия взяла Майен всего за шесть часов. Главный мост через реку был заминирован, но «на мост взобрался пятнадцатилетний мальчишка-француз и перерезал провода». 79-я на следующее утро овладела Лавалем. Американское наступление в Бретани, даже несмотря на то что не удалось захватить главный порт региона, по крайней мере, смогло отвлечь внимание немцев от настоящей угрозы на южном фланге. Они не ожидали, что 3-я армия сможет так быстро продвинуться на восток.
