На рассвете 24 августа 2-я танковая дивизия выступила из леса Рамбуйе. Леклерк отправил отряд марокканских спагов
[280]
на легких танках «Стюарт» к Версалю, чтобы отвлечь немцев и убедить их, что здесь и будет нанесен основной удар. Остальные подразделения тактической группы полковника Поля де Ланглада должны были двигаться через долину Шеврез, но в Медонском лесу они столкнулись с ожесточенным сопротивлением немцев. 12-й полк Африканских стрелков потерял три «Шермана», уничтоженные огнем противотанковых орудий. Их рубежом был Севрский мост на западной окраине Парижа.
День был серым и дождливым, причем дождливым настолько, что это мешало радиосвязи. Колонна полковника Бийотта двигалась в направлении Арпажона и Лонжюмо, а тактическая группа полковника Дио оставалась в резерве. Во главе сил Бийотта шел батальон 2-го Чадского пограничного полка под командованием майора Пюца. Пюц был одним из самых уважаемых командиров Интернациональных бригад во время Гражданской войны в Испании. 9-ю роту батальона называли La Nueve («девятка» по-испански), поскольку она почти полностью состояла из испанских республиканцев. Их командир капитан Реймон Дрон, рыжеволосый крепыш, занимал свою должность благодаря умению поддерживать порядок в разношерстных рядах испанских социалистов, коммунистов и анархистов.
Первая серьезная стычка ожидала Пюца в Лонжюмо. Десять раненых солдат отправили в городскую больницу, а восемь убитых отвезли в местный морг. Один из капелланов дивизии, преподобный отец Роже Фуке, стал свидетелем ужасного зрелища – дома, частично разрушенного прямым попаданием снаряда. Он увидел двух монахинь, склонившихся в молитве над молодой матерью, которая была убита осколком в грудь сразу после того, как родила ребенка. Ее ребенок тихо лежал рядом с мертвой матерью. В этот момент зазвонили колокола церкви, возвещая освобождение.
Во многих населенных пунктах то был день радости и страха. Сэм Маршалл и его спутник Джон Уэстовер на своем джипе, который они называли «Милая Элоиза», присоединились к колонне Ланглада, продвигавшейся через деревни и города к юго-западным окраинам Парижа. Они установили на машине американский флаг, чтобы их было заметно среди моря французских флагов вокруг. Машины продвигались медленно, бампер к бамперу. Уэстовер называл эту сцену «большим беспорядочным пикником». Вскоре колонну остановила высыпавшая на улицу ликующая толпа. Они целовали солдат и пытались с ними выпить. Солдаты умоляли не мешать проезду. «Мы до слез смеялись над безумием происходящего», – писал он.
В тот день происходили и трагедии. «Был случай, когда к одному из «Шерманов» 501-го танкового полка подошла красивая молодая женщина, подняла руки, чтобы позволить солдатам подхватить ее на борт, но в этот момент по ним открыл огонь немецкий пулеметчик. Девушка упала на землю, зацепившись за гусеницу танка. Ее нарядное летнее платье было изрешечено пулями и залито кровью».
К полудню колонна Пюца достигла города Антони, южного пригорода столицы. На правом фланге другую колонну радушно встретили в районе Орли, но затем она попала под огонь 88-мм противотанковых орудий, которые вели огонь со стороны тюрьмы Френе. Стреляли немецкие солдаты, отбывавшие там наказание. Они все еще были в парусиновой тюремной одежде. По мнению сражавшихся в пустыне ветеранов, она делала немцев похожими на их старых врагов, солдат Африканского корпуса Роммеля. После потери двух «Шерманов» оставшимся французским танкам удалось подбить орудия. После этого один танк устремился прямо во двор тюрьмы. У ворот догорали какие-то машины. Капитан Дюпон как раз проходил мимо одной из них, казавшейся уже выгоревшей, но тут взорвались оставшиеся в ней гранаты, и капитан погиб. Всего за три дня до этого он говорил отцу Фуке, что предчувствует свою смерть.
Генерал Героу, напрасно надеясь удержать французскую дивизию на коротком поводке, в то утро выехал из своего штаба в Шартре в сопровождении начальника штаба бригадного генерала Чарлза Хелмика. Они нигде не могли найти Леклерка. Героу вернулся в Шартр и приказал Хелмику разыскать его и «остаться при нем в качестве главного представителя американской армии».
Возмущенный тем, что Леклерк повернул на юг, не уведомив штаб корпуса, Героу приказал 4-й пехотной дивизии войти в Париж, не дожидаясь 2-й танковой. Видя, какую задержку вызывают ликующие толпы, он сразу же решил, что 2-я не встретила серьезного сопротивления. Есть свидетельства, что он сказал Брэдли: французские войска вряд ли занимались чем-нибудь, кроме «танцулек по дороге в Париж». Но 12-й пехотный полк и 4-ю дивизию задерживали еще и «слишком настойчивые французские мадемуазель», лезшие к водителям целоваться.
Героу был неправ. Никто в этот день не ощущал такого нетерпения, как генерал Леклерк. Чтобы ускорить наступление, он уже бросил свой резерв, тактическую группу Дио, в бой в рабочих пригородах Парижа, но Антони удалось захватить только в 16:00. Линия обороны немцев, проходившая через Арпажон, оказалась защищена гораздо лучше, чем ожидалось.
Опасаясь, что немецкие подкрепления могут войти в столицу с севера, Леклерк отчаянно стремился достичь центра до наступления темноты. Чтобы поднять дух бойцов Сопротивления, он отдал приказ пилотам своих самолетов-корректировщиков сбросить утяжеленные вещмешки с листовками. В листовках была сказано просто: «Держитесь, мы идем».
Рота капитана Дрона сумела обойти Френе и выйти к Круа-де-Берни. Именно оттуда они в первый раз увидели Эйфелеву башню. Рота получила приказ вернуться на Орлеанскую дорогу. Там их остановил генерал Леклерк, в своем неизменном кепи с танковыми очками, с нетерпением постукивавший по земле тростью.
– Дрон! – окликнул его Леклерк. – Что вы здесь делаете?
– Возвращаюсь к оси [наступления], как и было приказано, мой генерал!
Леклерк сказал ему, что это идиотизм. Он взял его за рукав и указал на столицу.
– Мчитесь в Париж, в самое сердце Парижа, – сказал Леклерк.
Небритый Дрон, стоя «смирно» в своем измятом кепи и пропитанной потом американской форме, едва не лопавшейся на его солидном брюшке, отдал Леклерку честь. Опросивший местное население генерал приказал ему собрать все силы, какие только сможет, и избегать главных транспортных артерий города. Дрон должен был добраться до центра Парижа и передать бойцам Сопротивления, чтобы те держались и не падали духом. Основные силы дивизии должны войти в город на следующий день.
К 19:30 «девятка» Дрона, собрав пятнадцать бронетранспортеров, каждый из которых получил название в честь одной из битв времен Гражданской войны в Испании – «Мадрид», «Гвадалахара», «Брунете» и т. д., двинулась вперед. В последнюю минуту к роте испанских республиканцев присоединился саперный взвод и три «Шермана» 501-го танкового полка, преданного лично де Голлю. Их танки носили имена битв времен Наполеоновских войн, произошедших после 1814 г., – «Монмирай», «Ромийи» и «Шампобер». Командиром был лейтенант Мишар, священник из ордена Белых отцов
[281]
.
