Их движение замедляли толпы, скандировавшие: «Мерси! Мерси! Спасибо! Спасибо! Да здравствует Америка!» «Во время каждой из многочисленных остановок, – вспоминал командир 12-го пехотного полка полковник Локетт, – матери протягивали нам детей, чтобы мы их поцеловали, молоденькие девушки обнимали улыбающихся солдат и осыпали их поцелуями, старики отдавали честь, а молодые мужчины обменивались с солдатами крепкими рукопожатиями и хлопали их по спине». В отличие от командира корпуса генерала Героу Локетт и его бойцы, похоже, не имели ничего против того, что самыми яркими звездами на сцене оказались солдаты и офицеры 2-й танковой дивизии. 4-я пехотная открыто признавала, что «Париж принадлежит французам».
Генерал Героу вошел в город в 09:30 и тоже направился к вокзалу Монпарнас, чтобы приглядывать за Леклерком. Как и его солдаты, Героу убедился в том, что донесения о голоде среди населения несколько преувеличены. «Парижане были по-прежнему хорошо одеты и казались вполне сытыми, – сообщал генерал, хотя впоследствии он внес в свой доклад поправки, написав, что «признаков длительного недоедания не было ни у кого, кроме беднейших классов общества». Американцы просто не понимали, насколько физическое выживание во время оккупации зависело либо от возможности платить за товары на черном рынке, либо от связей с крестьянскими хозяйствами. А парижским беднякам приходилось очень туго.
Триумфальные шествия быстро рассеялись, когда колонны подошли к центрам сопротивления немцев. На юго-западе Парижа солдаты Массю очистили Булонский лес, после чего подразделения Ланглада двинулись через 16-й округ к Триумфальной арке.
Целью тактической группы полковника Дио были едва ли не самые хорошо укрепленные немецкие опорные пункты: Военная академия, Дом инвалидов и Бурбонский дворец, где прежде заседало Национальное собрание Франции. Тем временем капитан Ален де Буассье с батальоном легких танков «Стюарт» и несколькими «Шерманами» 2-го кирасирского полка направился к бульвару Сен-Мишель. Его задачей было сломить оборону немцев в Люксембургском дворце, где до войны размещался Сенат Французской Республики, и в близлежащем районе. Молодой офицер-танкист был немного удивлен, когда ему на подмогу подошел батальон «Фабьен» коммунистических ФТП.
Тем временем несколько бронемашин «Стэгхаунд» марокканских спагов уже вышли на бульвар Сен-Мишель, двигаясь с востока по улице Сен-Жак. Писатель Жан Гальтье-Буасьер был в своем книжном магазине неподалеку от Сорбонны, когда услышал, как подошли войска Леклерка. Они с женой поспешили на улицу, чтобы узнать, что происходит. «Ликующая толпа, – писал он, – окружала французские танки, покрытые флагами и усыпанные букетами цветов. На каждом танке и каждом броневике вокруг солдат, одетых в комбинезоны цвета хаки и маленькие красные пилотки, гроздьями висели девушки, женщины, мальчишки и бойцы Сопротивления с нарукавными повязками. Выстроившиеся вдоль проезжей части люди аплодировали, посылали воздушные поцелуи и пожимали им руки».
Как только отряд Буассье вышел на позицию, один из офицеров свистнул: «Ну-ка, девушки, слезайте! Мы атакуем Сенат!» Молодые женщины спрыгнули с брони, а наводчики и заряжающие залезли обратно в башни. Немецкие минометы, установленные в Люксембургском саду, открыли огонь, но масса народа продолжала следовать за бронемашинами. Предположив, что у немцев есть наблюдательный пункт на крыше дворца, Буассье приказал двум «Шерманам» накрыть ее снарядами. Танки развернули башни и максимально подняли стволы орудий. Через мгновение после выстрела Буассье увидел, как немецкие наводчики взлетели в воздух и рухнули на крышу. Но основные силы немцев слишком хорошо окопались в парке, чтобы их можно было заставить быстро сдаться.
Когда стало известно о приближении колонны Ланглада, возле Триумфальной арки собралась толпа, в рядах которой были актер Ив Монтан и певица Эдит Пиаф. Люди пришли, чтобы посмотреть, как сдаются немцы в отеле «Мажестик» на авеню Клебер. Они ликовали, когда из здания выводили пленных, но затем глава протестантской церкви во Франции пастор Бенье ужаснулся, увидев, как четверых немецких солдат, простоволосых и в расстегнутых серых мундирах, потащили на расстрел. Эдит Пиаф сумела удержать молодого маки, который хотел бросить гранату в грузовик с пленными немцами.
Принимавший капитуляцию немцев Массю дошел с Лангладом до Триумфальной арки, чтобы поклониться Могиле Неизвестного Солдата. Над ними спокойно развевался только что водруженный на арку парижскими пожарными национальный флаг. Вдруг над их головами просвистел снаряд, выпущенный из танковой пушки. «Пантера» на площади Согласия, в дальнем конце Елисейских Полей, заметила, как несколько истребителей танков Ланглада вышли на позиции по обе стороны от Триумфальной арки. Их командиры дали команду открыть огонь. Один оценил расстояние в 1500 метров, но его наводчик-парижанин внезапно вспомнил, как им рассказывали в школе, что протяженность Елисейских Полей составляет 1800 метров. Он скорректировал наводку и попал с первого выстрела. Толпа хлынула вперед, распевая «Марсельезу». Пастор Бенье отмечал, что «бои, как во сне, смешались с праздником наподобие 14 Июля»
[282]
.
В 11:00 полковник Бийотт направил через шведского генерального консула Рауля Нордлинга ультиматум генерал-лейтенанту фон Хольтицу, потребовав капитуляции гарнизона города до 12:15. Хольтиц ответил, что кодекс чести немецкого офицера запрещает сдаваться без боя.
Через пятнадцать минут после истечения ультиматума Хольтиц и офицеры его штаба собрались на последнюю совместную трапезу в большом обеденном зале отеля «Мерис». «Мы вели себя как обычно – лишь тишина в зале указывала на то, какие усилия мы предпринимали, чтобы сдержать эмоции», – писал лейтенант граф фон Арним. Вместо того чтобы, по обыкновению, сесть за стол у окна и наслаждаться видом, они заняли места в дальнем конце зала. Пули, выпущенные со стороны Лувра, пробивали оконные стекла и вышибали куски штукатурки, разлетавшиеся по всему залу. «Если не считать этого, – добавлял Арним, – обстановка, официант и еда были такими, как всегда».
Леклерк, разместивший свой штаб вдоль платформы на вокзале Монпарнас, оставил генерала Героу в одиночестве и направился в полицейскую префектуру. Именно туда планировалось поместить Хольтица после капитуляции. Спокойствию Леклерка не способствовал и беспорядочный и шумный банкет, организованный Шарлем Люизе. Леклерк наскоро поел и выскользнул в гостиную. Бийотт сообщил ему, что атака на «Мерис» начнется в 13:15 силами пехоты и «Шерманов» 501-го танкового полка, которые будут наступать в западном направлении по улице Риволи.
Как только Хольтиц и его офицеры закончили обедать, стрельба на улице усилилась. Арним проводил Хольтица и полковника фон Унгера на верхние этажи. Поднимаясь по лестнице, Хольтиц обратился к старому солдату, установившему пулемет у замысловатой балюстрады из кованого железа. Он сказал солдату, что скоро все кончится и что рано или поздно он окажется дома. Когда подошли к рабочему кабинету Хольтица, то услышали взрыв и звон стекла. Арним видел, как полковник фон Унгер подошел к письменному столу, открыл свой портфель и достал фотографии в рамках. На них были его жена, дети, дом на озере Штайнхудер – картины мира и спокойствия.
