Убитый самец был крупным и тяжелым, и леопард с большим трудом тащил его по неровной поверхности. Немного времени спустя он отпустил тушу и повернулся грудью ко мне. Белая грудь леопарда, покрытая черными пятнами, — превосходная мишень для пристрелянного ружья при расстоянии в шестьдесят ярдов, и, когда я нажал курок, я был уверен, что пуля попадет именно туда, куда я хочу. После моего выстрела леопард подпрыгнул высоко в воздух и, приземлившись на все четыре лапы, скрылся в зарослях травы. Направившись к месту, где стоял леопард, я увидел следы крови, ведущие в траву, которая здесь была высотой по пояс. Сломав несколько веток с росшего рядом дерева, я прикрыл ими тушу читала, чтобы не дать стервятникам добраться до нее, поскольку шкура самца была бархатистой и первого сорта и я знал, что наши люди были бы рады ее получить. Вернувшись в лагерь, я окончил свой завтрак и затем, в сопровождении четырех наших арендаторов,
[15]
отправился назад, чтобы прихватить тушу читала и выследить раненого леопарда. Когда мы подошли к месту, откуда я стрелял, один из мужчин тронул меня за плечо и показал направо, где кончалась выжженная земля и начиналась полоса травы. Приглядевшись, я увидел, на что он указывал. Это был леопард — на расстоянии двухсот пятидесяти ярдов, — стоявший у самой границы травяных зарослей.
Наши арендаторы, расположившись в лагере с нами, решительно отказались от какой-либо платы за свои услуги, но, оказавшись в джунглях, мы начали соревноваться, кто же первый заметит животное, на которое можно охотиться, и если я проигрывал, они с ликованием принимали рупию в качестве штрафа. Заплатив штраф двоим мужчинам, заявившим, что увидели леопарда одновременно, я сказал им, чтобы они присели, поскольку леопард развернулся и двигался в нашем направлении. Совершенно очевидно, это была подруга недавно раненного зверя, и ее привлекал к тому месту, где я стоял, запах убитого сородичем животного. В сотне ярдов от нас на открытую местность языком в несколько ярдов длиной вытянулась полоса травы. Дойдя до этого места, с которого самка уже могла видеть жертву, она остановилась на несколько минут, подставив грудь под выстрел. Но я предпочел не торопиться, ведь на моем счету уже был один раненный в грудь хищник.
Самке показались очень подозрительными ветки, которыми я прикрыл убитого читала; однако, внимательно осмотрев все вокруг, она осторожно приблизилась к жертве. Когда она встала ко мне боком, я послал пулю на дюйм или два ниже ее левого плеча. Леопард упал и лежал без движения. Подойдя ближе, я убедился, что зверь мертв. Приказав мужчинам привязать леопарда к бамбуковому шесту, который они захватили с собой, отнести в лагерь и вернуться за самцом, я призадумался над чрезвычайно неприятной задачей преследования раненого леопарда в высокой траве.
Неписаный закон, что раненое животное должно быть обнаружено любой ценой, принят всеми охотниками, и — когда дело касается хищников — у каждого имеется свой метод доведения его до конца. Те, у кого есть обученные слоны, посчитают эту задачу легкой, но те, кто, как я, охотится на своих двоих, должны опытным путем найти наилучший метод избавления раненых хищников от страданий и при этом не пострадать самому. Поджигание джунглей для этой цели, по-моему, и жестоко и расточительно, потому что, если животное способно передвигаться, есть вероятность, что оно выберется и умрет в другом месте, возможно, через несколько дней или даже недель, а если оно ранено слишком тяжело, чтобы передвигаться, то просто сгорит заживо.
Идти по кровавому следу раненого хищника, оставленному им в высокой траве, совсем не безопасно, и метод, который я применял для подобных случаев, заключался в том, чтобы, не принимая во внимание следы крови, дюйм за дюймом следовать в направлении, в котором скрылось животное, надеясь на лучшее, но готовый к худшему. Заслышав малейший звук, раненое животное либо будет нападать, либо выдаст свое местоположение каким-либо движением. Если оно не нападало, то приходилось наблюдать и ожидать движения, даже спровоцировать его, бросив камень, палку или же шляпу, и расправиться со зверем в момент атаки на этот предмет. Но такой метод приемлем только тогда, когда трава не шелестит от ветра и когда у охотника есть определенный навык стрельбы в траве, поскольку хотя раненые хищники громко рычат, если их потревожить, но при этом они прижимаются к земле и не показываются до самого последнего момента.
В тот день в Манголиа-Кхатта не было ни малейшего ветерка, и после того, как мои люди ушли, я отправился по следам крови на выжженной земле и скрывавшимся в траве. Убедившись, что мое ружье заряжено и что оно исправно работает, я очень осторожно вошел в траву и тут же услышал свист позади меня. Обернувшись, я увидел моих людей, подзывавших меня к себе. Когда я возвратился к ним, они показали мне на теле убитого леопарда три пулевых отверстия, обнаруженных во время привязывания его к бамбуковому шесту. Одно находилось позади левого плеча и было смертельным; из двух других одно было в центре груди, а второе — сквозное — находилось в двух дюймах от основания хвоста.
У самки, к сожалению, была причина, чтобы вернуться к своей жертве, и когда я понял, что это была за причина, меня стали мучить угрызения совести. Детеныши леопарда могут заботиться о себе с очень раннего возраста, ловя небольших птиц, крыс, мышей и лягушек, и я мог только уповать на то, что детеныши этой доблестной матери, которая, уже раненная, рисковала своей жизнью, чтобы добыть пищу своим малышам, были достаточно взрослыми, чтобы позаботиться о себе, поскольку все мои попытки найти их потерпели неудачу.
Мое утверждение о том, что перед тем, как войти в траву и преследовать раненого леопарда, я проверил, заряжено ли мое ружье и исправен ли механизм, может показаться странным охотнику, учитывая, что минутой ранее я подходил к только что убитому мной леопарду и, очевидно, не стал бы делать этого с незаряженной винтовкой, не будучи до конца уверен, жив леопард или мертв. Что же мне было сомневаться, заряжена ли моя винтовка или нет? Я поясню, почему я так поступал — не только в этот раз, но и каждый раз, когда моя жизнь зависела от того, заряжено было оружие или нет. По счастью, этот урок я получил, когда был еще сравнительно молод, чем и объясняю то, что я жив и могу поведать вам эту историю.
Вскоре после того, как я начал работать в Мокамех-Гхате, о чем писал в «Моей Индии», я пригласил двоих друзей отправиться со мною на охоту в Каладхунги. Оба парня, Сильвер и Манн, лишь недавно приехали в Индию и никогда еще не охотились в джунглях. На следующее утро после их приезда я повел их охотиться. Пройдя пару миль по дороге на Халдвани, я услышал, как в джунглях справа от дороги леопард убивает читала. Зная, что мои друзья не смогут подкрасться к леопарду, я решил, что один из них заберется на дерево около места убийства, и сказал, чтобы они тянули жребий. У Сильвера была винтовка 500-го калибра, которую он у кого-то одолжил, а у Манна — винтовка 400-го калибра, заряжавшаяся черным порохом и тоже взятая на время. Я был вооружен магазинной винтовкой калибра 275. Хотя Сильвер был немного старше и лучше вооружен, Манн благородно отказался участвовать в жребии, и мы втроем отправились на поиски убитого животного. Читал, красивый самец, еще агонизировал, когда мы его нашли, и, выбрав дерево для Сильвера, я велел Манну помочь ему туда взобраться, а сам двинулся в сторону леопарда, чтобы отвлечь его и помешать увидеть, как Сильвер карабкается на дерево. Леопард был очень голодный и не испытывал ни малейшего желания куда-то уйти; однако, делая зигзаги перед ним, я вынудил его отойти и затем вернулся к жертве. Сильверу никогда прежде не доводилось лазать по деревьям, и выглядел он очень несчастным. Вряд ли его настроение улучшилось, когда я сказал, что мы имеем дело с крупным леопардом-самцом, и предупредил, чтобы он целился тщательно. Затем, сообщив, что ждать придется не дольше пяти минут, я ушел, забрав Манна с собой.
