Когда они вернулись на Черешневую улицу, было уже темным-темно. Ярким пятном светилась только лампа на веранде тети Марьяны. В соседском доме не горело ни одного окна. Но, когда две машины остановились у забора, к ним от вагановских ворот метнулась черная фигура.
– Юрка! – Ромка испуганно смотрел на брата и его подругу, выходящих из «Жигулей». – Что случилось? Вы разве не…
– Планы поменялись, – ответил старший брат. Он казался совершенно спокойным. – Похоже, братуха, накрыли нас.
Ромка посмотрел на Шампоровского, на Пашку, на взъерошенную Полундру. Зачем-то покосился на темный дом и хрипло сказал:
– Юрка с Ксюхой ни при чем вообще. Это я украл портрет. Тогда весной, в музее… Только я один!
– Молчи, дурак, – усмехнулся Юрка. – Кабы не эта твоя пианисточка – все б в шоколаде было…
– Врешь! – коротко оборвала его Ксения, и Юрка умолк.
– Прошу всех в дом, – пригласил Шампоровский. – Нас ждут.
Над лампой вились ночные мотыльки. Они метнулись было прочь, когда все принялись устраиваться за столом, но вскоре вернулись обратно. Натэла принесла огромный кувшин холодного чая, батарею стаканов и песочное печенье с орехами.
– Когда ты успела?! – поразилась Полундра, хватая сразу три.
– Вах, на полчаса всех дел… – пожала плечами Натэла. Бабушка Нинико, восседавшая во главе стола в своем черном платье, улыбнулась ей одними глазами. Сидящий рядом с ней генерал Полторецкий нахмурился. Компания Полундры разместилась на ступеньках лестницы. Ребят распирало от любопытства, но первый вопрос задал Шампоровский:
– Прежде всего, Юра, почему вы – Кошкин?
– Потому что Кошкин, – хмуро усмехнулся Юрка. В тусклом свете лампы его фигура казалась еще массивнее и отбрасывала на стену дома огромную тень. Сидящая рядом Ксения казалась возле этого гиганта хрупкой фарфоровой статуэткой. – У меня с Ленкой и Ромкой отцы разные. Мой военным был, на таджикской границе погиб, я его и не видал никогда. Мама мне его фамилию дала, на память. А я потом и менять не стал. Но я только по документам Кошкин, многие и не знают даже – Ваганов и Ваганов… Это только Ксюха всегда меня Кошкиным звала. Говорит: у тебя глаза зеленые, как у кошака, подходящая фамилия…
– Вот почему я тебя найти не мог, – пробормотал Пашка. – Я искал Юрия Тариэловича Ваганова…
– А я Юрий Алексеевич Кошкин.
– Кошкин… Кошкин… Минуточку… – Пашка наморщил лоб. Но Полундра опередила его, завопив:
– Охранник из музея!!! Кошкин! И Андропуло! Точняк!!!
– Колька Андропуло вообще не при делах! – сразу забеспокоился Юрка. – Чем хочешь клянусь! У него просто смена со мной была, он спал как убитый! И знать ничего не знает!
– Господи, вот же я дура… – побормотала Полундра. – Я же вам позавчера счет за воду приносила! Там и написано было: «Кошкину Ю.А.»… Я еще подумала, что почтальониха ошиблась, а она сказала, что все верно!
– Ну да, – пожал Юрка широкими плечами. – Дом-то на меня записан, и счета все на мое имя приносят.
– Значит, Кошкин, а не Гошкин… Это просто мне так послышалось… – прошептала Белка. – Это ты… это вы целовались с Ксюшей возле вагончика вчера?
Ксения при этих словах изумленно посмотрела на Юрку:
– Ты же говорил, что там ничего не видно будет!
Но парень и сам выглядел озадаченным. Нино Вахтанговна, глядя на него, негромко рассмеялась:
– Ксюша, он, ей-богу, не виноват. Он же не мог знать, что я поселюсь в этом… охотничьем шалашике среди роз, рядом с вашим забором! Выглядит он, не спорю, ужасно, но зато там спокойно и тихо! Честное слово, я изо всех сил старалась за вами не подсматривать! И не допустить до этого нашу Беллочку!
Тут все повернулись к смущенной Белке.
– Но… но я же тоже не знала… – пролепетала она. – Я вообще испугалась до смерти, когда в вагончике свет увидела… Там же никто не жил! Я решила, что… что привидения, и… – тут она заметила улыбку на Юркином лице, совсем растерялась и умолкла.
– Слушай, она правда красивая, – сказал Ваганов младшему брату. – Одобряю!
– Заткнись, – мрачно буркнул Ромка, глядя в сторону.
– И… давно это у вас с ним, Ксюша? – поинтересовался Шампоровский. – Отец знает?
– Давно, – улыбнулась Ксения. – Уже пять лет. И вообще, было всегда.
Ксюша Заночная влюбилась в старшего брата своей подруги еще девочкой. Она часто бывала в маленьком домике на Черешневой, где ее все знали и любили. При виде добродушного гиганта Юрки, который с легкостью носил на руках больную сестру и так же легко, как перышко, для смеха поднимал и ее подружку, сердце Ксюши замирало и падало в пятки. Между ними было всего три года разницы, и Юрка сам не заметил, как выросла подруга сестренки. Они начали встречаться. Но очень скоро об этом стало известно Ксюшиному отцу.
Сначала Михаил Заночный ни во что не вмешивался: Юрку со дня на день должны были призвать в армию. Отец Ксении был уверен, что за два года дочь забудет свою полудетскую любовь. Тем более что вокруг подросшей Ксюши уже начали виться молодые люди из богатых семей, и Заночный рассчитывал со временем выдать дочь замуж за сына одного из своих партнеров.
– …Заключить, так сказать, династический брак, – грустно объяснила Ксения. – В богатых семьях это очень часто делается. Это удобно для родителей.
– А вы, девочка моя, этого не хотели? – уточнила Нино Вахтанговна.
– Я? Замуж за мажора?! – вскинулась Ксения. – Ни с одним даже поговорить не о чем! Скажешь ему про Марию Каллас или про Бернарда Шоу, а он спрашивает: «А это из какого кино?» В голове пусто – одни понты и собственная тачка навороченная! И ладно бы еще сам на эту тачку заработал – так нет! Папа купил! Выйдешь замуж за такого – и будешь всю жизнь слушать, какой он крутой и как мне с ним повезло! Спасибо огромное!
Нино Вахтанговна чуть заметно одобрительно покачала головой:
– Юра уехал служить, но мы переписывались по электронке. Я поступила в сочинский институт. Хотела в РАТИ в Москве, но папа не разрешил. Для него певицы – это те, кто в купальниках по сцене скачет под фанеру… Серьезного искусства он совсем не понимал, а у меня…
– …А у вас, если не ошибаюсь, отличные вокальные данные. Контральто?
– Лирическое меццо-сопрано, – гордо призналась Ксения. – В РАТИ я попала на прослушивание к Нани Арчиловне Горчава…
– Боже мой, так вы знакомы с Нани?! – обрадовалась Нино Вахтанговна.
– Да, и ей понравилось! Она даже согласилась принять меня на свой курс, но отец и слышать не хотел. Он еле-еле согласился на факультет журналистики здесь, в Сочи… Я не спорила. Мы с Юрой договорились, что, как только мне исполнится восемнадцать, мы поженимся и уедем в Москву. У меня там есть квартира – не папина, а моя собственная! Это наследство от мамы. Я, когда приезжаю в Москву, всегда останавливаюсь там. А Юра как раз вернулся бы из армии, нашел работу и… и все могло быть хорошо.
