«Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников…
…Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».
Из директивы Военного совета
Западного фронта от 23 июня 1941 г.
……………………………………….
Командующему 10-й армией
«Почему механизированный корпус не наступал, кто виноват? Надо бить врага организованно, а не бежать без управления.
…Найти, где 49-я и 113-я стрелковые дивизии, и вывести. Исправьте свои ошибки…»
……………………………………….
…Большинство военных без оружия… Под вечер 24 июня уже встречались солдаты, переодетые в гражданскую одежду…
……………………………………….
…Вероятно, персонал, поспешно всё бросив, бежал, и поэтому из госпиталя к дороге двинулась колонна раненых, многие из которых были на костылях, двигались с трудом. Толпа перебинтованных и окровавленных людей остановилась на обочине дороги, многие из них стали умолять: «Братишки, не бросайте нас, заберите с собой».
Никто не отзывался на мольбы о помощи. Тогда группа раненых вышла на проезжую часть дороги, перегородив её своими телами. Несколько автомобилей с находящимися в них гражданскими людьми с разбегу врезались в толпу. Раздался треск костылей, хруст человеческих костей, образовалось кровавое месиво кричащих и стонущих людей, но на них никто внимания не обращал – машины спешили на восток…
……………………………………….
«Положение фронта.
8-я армия, понесшая 40 % и более потерь, отходит на северный берег Зап. Двины.
2-я танковая дивизия, видимо, уничтожена. Положение 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии неизвестно.
11-я армия как соединение не существует.
Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий неизвестно.
41-й стрелковый корпус – состояние неизвестно.
Связи для твердого управления не имею…»
Из донесения командующего войсками
Северо-Западного фронта от 28 июня 1941 г.
……………………………………….
«Бюро Гомельского обкома информирует Вас о некоторых фактах, имевших место с начала военных действий и продолжающихся в настоящее время.
Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из частей разлагающе действует на население и сеет панику в тылу. 27 июня группа колхозников Корналинского сельсовета задержала и разоружила группу военных около 200 человек, оставивших аэродром и направлявшихся в Гомель…»
Из доклада Гомельского обкома ВКП(б) от 29 июня 1941 г.
……………………………………….
«…В Пинске сами в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что их немцы бомбами подорвали, а начальник гарнизона и обком партии сбежали к нам в Лунинец… Эти факты подрывают доверие населения. Нам показывают какую-то необъяснимую расхлябанность…»
Из телефонограммы секретаря райкома от 29 июня 1941 г.
И так далее, до дурной бесконечности…
Сейчас, в конце декабря сорок первого года, после того, как немцев отогнали от Москвы на двести километров, генерал ГРУ Н. Н. Николаев перечитывал в своем кабинете те сов. секретные июньские документы и думал: ну а могло ли тогда, в том злом июне, все сложиться иначе?
Были, конечно, и очаги героического, яростного сопротивления, но именно что – лишь отдельные очаги. Весь отборный первый эшелон наших войск, десятки армий, сотни дивизий, десятки тысяч танков и самолетов, больше ста тысяч орудий – все это тогда за считаные дни сгинуло в никуда, точно приземлились какие-то инопланетяне и унесли все это с собой. Ничего не дали расстрелы генералов и офицеров – от Павлова
[15]
до начальника минского военторга (вот уж истинный виновник всего!), – даже этим нельзя было сильнее запугать уже запуганную за десять последних лет страну.
И пресловутый фактор внезапности едва ли полностью все объяснял, ведь потом последовали Смоленский котел, уже в августе, Вяземский и Киевский – в сентябре и октябре, – какая уж тут внезапность? Нет, тогда, в июне (как потом и в августе, и в сентябре, и в октябре), и не могло по-другому произойти. Ибо запуганный человек чувствует себя рабом, а рабы – они если и выигрывают битвы, то разве что против своих хозяев.
Вот после того, как люди почувствовали, что судьба страны решается не богом из Кремля, а здесь, каждым из них, в каждом окопе, а германский фюрер несет рабство еще более тяжелое и унизительное, – вот тогда и случилась победа недавняя. И будут, будут другие победы, теперь уже их не может не быть! И окончательная победа будет за нами – не потому, что так сказал в своем выступлении по радио кремлевский небожитель, а потому, что недавние рабы уже начали распрямлять спины…
Н. Н. Николаев убрал папки с этими, хоть и с грифом «Сов. секретно», но уже не имевшими никакого значения документами о том позорном разгроме, и достал из сейфа другую, по-настоящему секретную папку. Здесь были расшифровки отчетов, присланных разведчиками.
Увы, отчетов этих было крайне мало, и далеко не все были на сто процентов достоверными. Генерал Н. Н. Николаев едва не выругался вслух, вспомнив о том, как в 37-м, при наркоме Ежове, зачем-то погубили почти всю разведку Коминтерна. Хорошо внедренных, с большим опытом разведчиков вызывали в Москву и здесь ставили к стенке. Один Рамзай
[16]
остался в живых, да и то лишь потому, что сделал вид, будто не получил вызов. Ну еще группа, которую, как он знал, в СС называли «Rote Kapelle»,
[17]
– но эта группа уже находилась «под колпаком» у немцев, и жить ей оставалось, по всему, недолго.
Те, чьи отчеты он сейчас перечитывал, были, конечно, людьми исключительной храбрости, но опыта у них пока было маловато, еще толком не наладили хорошие агентурные связи, близко не стояли к каким-нибудь тамошним верхам, и оттого их сведения были не столь уж большой важности. Н. Н. Николаев их нисколько за это не винил, ведь настоящий разведчик вызревает годами, когда-нибудь шаг за шагом и они продвинутся повыше, но то произойдет, конечно, нескоро…
Не лучшим образом обстояли дела и с ближней, тактической разведкой, работавшей на оккупированной территории СССР. Едва ли не девятеро из десяти засланных туда разведчиков либо сразу проваливались, либо тут же начинали работать под контролем абвера.
