Путь в преисподнюю начинался у метро «Парк культуры». Там, как всегда, на своем посту стоял слепец с фанерной табличкой на груди, гласившей: «РЕМОНТИРУЕМ ШВЕЙНЫЕ МАШИНКИ ВСЕХ МАРОК». Впрочем, Юрий знал, что никакой он не слепец: оба глаза его под черными очками видят, и весьма зорко, мало того, имелся еще и третий глаз, расположенный на брюхе; этот набрюшный глаз виднелся сквозь прореху в ватнике и смотрел на них очень бдительно. Вдобавок к этому уродству лицо нищего покрывала какая-то коричневая короста, отчего казалось, что оно перепачкано запекшимся навозом, – в общем, внешность малоаппетитная. Юрий, однако, знал, что уродства эти были признаком принадлежности лжеслепца к высшей аристократии того мира, наподобие династических недугов и уродств – наследственной гемофилии или шестипалости – у представителей многих древних монарших родов Европы. Возможно даже, данный субъект являлся не больше и не меньше как престолонаследником, ибо нынешние монархи тоже, мягко говоря, не отличались красотой.
Увидев сквозь свою прореху Катю и Юрия, «слепец» свистнул в два пальца, и тут же, как обычно, подкатила машина – не та, что в прошлые разы, уже в духе времени ЗИС, а не прежний «роллс-ройс», но такая же развалюха, с помятыми дверцами, с разбитыми окнами, которые были заделаны грязными кусками фанеры. По выпуску машина была совсем новая, а такой мизерабельный вид ей, вероятно, придали некие компрачикосы,
[31]
покалечившие автомобиль с учетом специфики его обладателей: все-таки король был – нищих, а император – помоек.
Юрий и Катя уселись на заднее сиденье, водитель, по традиции горбун, с каким-то особенно уродливым горбом (также, возможно, дофин), снова завел двигатель. Далее тоже не последовало ничего неожиданного – лжеслепец, как и прежде, завязал им глаза, сам уселся рядом с ними, и лишь после этого машина тронулась.
Чтобы их запутать, машина минут сорок петляла по городу, пока наконец Юрий не ощутил, что вокруг сгустилась тьма – это они въехали в туннель, ведущий в святая святых, в логово монархов. Далее по туннелю ехали, тоже поворачивая каждую минуту то в одну, то в другую сторону, так что трудно было даже мысленно нарисовать себе маршрут. В прошлый раз они с Катей (тогда с ними были еще Полина и Викентий) чуть не погибли, пытаясь самостоятельно выбраться из него, в тот раз их сумел спасти только кот Прохор.
[32]
Теперь они снова въезжали в этот мир, которого не может быть, как он, Юрий, окрестил его когда-то.
Вдруг полыхнул свет, ослеплявший даже сквозь плотную повязку на глазах, – стало быть, машина въехала прямо в тронную залу.
Тут же повязки с них были сняты, и они увидели короля и императора, восседавших на своем двухместном троне.
Первым из машины выскочил лжеслепец с авоськой, взятой у Юрия, и поднес ее к трону.
Едва из машины вслед за ним вышли Катя и Юрий, лжеслепец юркнул назад, снова уселся рядом с горбуном-водителем, и колымага выехала из залы задним ходом.
Юрий, хоть он и хорошо знал, кого здесь увидит, все равно, взглянув на монархов, ощутил волну омерзения, прокатившуюся по всему телу, – такие уж это были уродища. Горб короля Луки даже подрос с момента коронации, при которой Юрий и Катя когда-то присутствовали, из двойного превратился в тройной и напоминал теперь хребет какого-то ископаемого мегалозавра, а коричневые нашлепки на лице императора Фомы уже только и оставляли место для глаз и рта.
По обе стороны от монархов восседала помойно-нищенская знать, пока еще отдаленно похожая на людей, а у стен залы толпилась всякая мелюзга – совсем уж человечки, только грязные и какие-то пришибленные.
Знать от черни отделяла здешняя гвардия, состоявшая, по незыблемой здешней традиции, из карликов-евнухов. Гвардейцы держали в руках алебарды, и лица их были преисполнены. В их командире Юрий узнал своего старого знакомца со странным именем Вонмиглас, тоже карлика и тоже евнуха, но, как он, Юрий, знал, являвшегося тайным агентом НКВД, засланным сюда еще, кажется, во времена наркома Ягоды, дослужившийся нынче до немалого чина – капитана государственной безопасности. Они переглянулись, и карлик ему едва заметно кивнул.
Помнится, в прошлый раз, когда под этими сводами прозвучало: «Le Roi est mort, vive le Roi! Le Empereur est mort, vive le Empereur!»
[33]
– монархи на момент коронации вырядились под вождей, даже в их речах проступали пародийные намеки на этих персон – один, напялив полувоенный френч, тужился изобразить грузинский акцент, а другой, в пиджачке и кепке, усиленно картавил. Однако они, видимо, решили впоследствии, что это уж перебор, и теперь пребывали в нарядах, в которых Юрий видел их в самый первый раз, украденных, должно быть, из реквизита какого-то провинциального оперного театра: король – в наряде, вероятно, герцога из вердиевского «Риголетто», но с дыркой на камзоле – для брюшного глаза, а император – в облачении эфиопского царя Аманасры из «Аиды». Впрочем, «знать» так и не сменила экипировку (должно быть, по бедности), и в их нарядах и обличии проступало сходство с вождями помельче – товарищем Калининым, товарищем Молотовым, товарищем Берия и прочими членами Политбюро.
– Приветствую драгоценного господина Васильцева и госпожу Сазерленд в наших скромных чертогах, – провозгласил король. И добавил на скверном английском, памятуя о том, что, согласно легенде, здешние монархи вроде бы должны говорить на всех сущих языках: – We are very glad that you took the time to visit us.
[34]
– Он уже начал жевать привезенную Юрием капустку, поэтому добавил: – А за подарок тебе наше большое мерси, знатная капустка.
Император тоже запустил руку в банку с капустой, и на обезображенном лице его появилось нечто напоминающее улыбку удовлетворения.
– Oh, ja, ja, Ihren Besuch – eine große Ehre für uns!
[35]
– на столь же скверном немецком произнес он, поддерживая легенду, но тут король вмешался:
– Ах, оставьте этот собачий язык, Фома! Вы забыли, что снаружи творится? «Гитлер капут» – это все, что вам до́лжно на нем произносить.
«Члены Политбюро» и карлики-гвардейцы закивали одобрительно.
– И вообще, – продолжал он, – сейчас не время для всяких условностей. Ни для условностей, ни для расточительства. – Одной рукой запихивая в рот пригоршню капустки, другой рукой он сделал мановение, и слепивший глаза свет моментально пригас, все вокруг стало серым и унылым. – Да, да, нынче мы должны на всем экономить, – прожевав капустку, с грустью добавил король.
