Я вообще ничего не понимала. Моя мама была здорова. Она была молода и активна, она работала полный рабочий день и жила на черных бобах и шпинате.
Врач объяснил, что операция запланирована на следующее утро и через несколько часов мы сможем увидеть маму. Мы остались в больнице и ждали. Моя другая сестра, Барретт (близнец Эшли), приехала из Амарилло, а брат был на телефоне в Сан-Франциско.
Медленно и незаметно мое физическое состояние улучшилось. Я не знаю, была ли это реакция на мою собственную боль или на страдания младших сестер, но я стиснула зубы и приняла решительный вид. Слезы прекратились, плечи выпрямились. Я решительно обняла сестер. Я стала их защитницей – как в тот день, когда собрала всех в своей комнате во время развода родителей. Такой же защитницей я оказывалась, когда трудности случались у моих сестер или брата. Это моя роль. Сородительница. Пока я играю эту роль, я решительна и тверда. Я – защитница. И к сожалению, беру на себя слишком много.
В книге The Dance of Connection («Танец связи») Харриет Лернер объясняет, что у каждого человека свои способы управления тревожностью, некоторые берут на себя слишком много, в то время как другие стараются уйти от ответственности. Люди первого типа, как правило, быстро реагируют советами, помощью, решением и вникают в чужие дела, не думая о себе. Люди второго типа, как правило, стараются уйти от ответственности в условиях стресса: они приглашают других взять эту ношу на себя и часто сами оказываются в центре внимания. Люди первого типа кажутся довольно жесткими, второго типа – безответственными или хрупкими. Люди быстро привыкают к поведенческим моделям и действуют согласно тем ролям, которые привычно играют в своих семьях. Обычно старшие дети в семье склонны брать на себя больше… Конечно, это мой случай.
Когда нам наконец позволили увидеть маму, мои сестры пытались держаться, но все было написано на их лицах. Я же, наоборот, была смелой и решительной. «Что тебе нужно привезти из дома? – спросила я. – Что сделать? Кому нужно позвонить? Что нужно сделать дома?» В этом плане мы говорим с мамой на одном языке и поэтому быстро составили длинный список дел. Когда пришел врач и хотел пожать руку отчиму, я перехватила его руку, представилась и начала выуживать из него информацию. Отчим отступил и позволил мне вести шоу.
После этого мы перегруппировались на первом этаже больницы. Холл больницы в Хьюстоне прекрасен – много места, удобные столы, вазы с цветами, скульптуры, даже рояль. Это замечательно, но немного странно. Каждый раз, когда я прохожу через этот холл, он мне напоминает фойе отеля с одним но: инвалидные коляски и пациенты в халатах.
Стоя рядом с роялем, я вытащила мамин список и начала делегировать полномочия.
– Эшли, можешь съездить к маме домой и взять все ее лекарства? Положи их в сумку вместе с витаминами. Барретт, позвони, пожалуйста, Джейсону и расскажи, как дела у мамы. Еще нам нужно привезти ей хлопковые пижамы.
Я записывала инициалы моих сестер рядом с каждым пунктом и начала нервничать по поводу сокращающегося числа пунктов. Мама хотела, чтобы я привезла ей кое-что из магазина, но этого было недостаточно, чтобы занять меня.
– Знаете что? Я сама съезжу за мамиными лекарствами. Я знаю, где она их держит. И, Барретт, я сама позвоню Джейсону. Он переживает, и разговор будет трудным, потому что он далеко. А еще я знаю, где взять пижамы для мамы.
Я изучала список и кивала головой, гордясь своим решением взять на себя все хлопоты. Да. Так намного лучше. Будет лучше, если я сама все это сделаю. Буквально за один миг я изменила инициалы напротив пункта в списке. Мои сестры отступили и перешептывались друг с другом, когда же я наконец взглянула на них, они держались за руки и смотрели прямо на меня.
– Что? В чем дело? Что? – спросила я нетерпеливо.
Эшли сказала:
– Ты берешь на себя слишком много.
Барретт подхватила:
– Мы можем помочь. Мы знаем, что делать.
Я вдруг обмякла, уронила список на пол, упала в кресло и начала всхлипывать. Люди обычно плачут в залах ожидания наверху, но не в холле. Я понимала, что устроила сцену, но остановиться не могла. Мои сестры пробили мою броню. Как будто сорок лет действий вместо чувств догнали меня. Эшли и Барретт тоже плакали, но они поддержали меня и сказали, что все будет хорошо, что они позаботятся друг о друге и о маме. Мой отчим Дэвид, который наблюдал все это на протяжении часа (и последних двадцати лет), поцеловал каждую из нас в лоб, принял мои извинения за то, что я так грубо повела себя в палате, и удалился со списком.
Надо сказать, что тут проявлялась и личная история подъема моей мамы. Ее выбор и работа, которую она проделала над собственной жизнью, не только спровоцировали мое любопытство, они также преобразовали жизнь моих сестер и брата. Мама пачками покупает важные книги, вроде «Танца связи» Харриет Лернер, и раздает нам. В этом нет нежности, но это эффективно. Мы с сестрами оказались способными во многом разобраться, потому что мама сделала так, чтобы мы были знакомы с идеями и информацией, которая была недоступна ей самой в молодости.
Разглядывая реакции на сложные ситуации сквозь призму уязвимости, легко понять, что оба типа поведения – это форма защиты от страха и неуверенности.
Много на себя брать: я не буду чувствовать, я буду делать; мне не нужна помощь, я сама помогу.
Уходить от ответственности: я не буду ничего делать, я расстроена; я не буду помогать, мне самой нужна помощь.
Мамина операция на следующее утро прошла успешно, и к вечеру мы уже сидели с ней в больничной палате. Кто-то принес брошюру о ее новом кардиостимуляторе. На обложке брошюры была изображена седая пара в светлых свитерах на велосипедах. Мы с сестрами шутили по поводу ее новой жизни на велосипеде и в свитере. Мы все смеялись, пока не заплакали. Потом нас попросили уйти и вернуться через час, поэтому мы решили провести это время за обедом в небольшом мексиканском ресторанчике быстрого питания.
На улице уже стемнело, и, хотя Техасский медицинский центр Хьюстонского комплекса, где расположена больница, – крупнейший в своем роде, на улице вечером довольно мало прохожих. В ресторане мы с Эшли были у кассы, когда услышали, что Барретт говорит повышенным тоном. Я обернулась и увидела человека, завернутого в одеяло, которого выталкивал на улицу служащий ресторана. Он нечаянно задел локтем Барретт, и она закричала: «Что вы делаете?» Все это заняло меньше минуты и расстроило всех нас, особенно Барретт. Мы пытались есть, но кусок не лез в горло из-за всех эмоций, скопившихся за день, и этого маленького инцидента. Мы ушли из ресторана и вернулись в больницу.
Когда мы перешли улицу и подошли к больнице, то снова увидели этого мужчину в одеяле. Это был афроамериканец лет двадцати-тридцати. Лицо и волосы у него были в пыли. Очевидно, ему многое пришлось пережить. Проработав несколько лет в сфере домашнего насилия, я узнала этот взгляд. Удары по лицу на протяжении продолжительного периода времени меняют саму структуру костей.
