Я лежала в кровати, прислушиваясь к малейшему шороху, который вполне мог обернуться предвестием беды. В ту ночь, когда мы должны были встретиться с Тэйном, я отправилась спать рано, поскольку слишком нервничала, чтобы просидеть весь вечер в гостиной под бдительным присмотром матери. Вот только ждать предстояло еще несколько часов, и все это время я только и делала, что лежала, сжав кулаки и тщетно пытаясь утихомирить бешеный стук сердца. Думала, что умру от нервного напряжения, прежде чем городские куранты пробьют час ночи.
Наконец раздался долгожданный удар – «дон-н-н-н», и я хотела вскочить, но почувствовала, что буквально примерзла к кровати. Заклятье! Лед сковал мое тело. Это все мать! Она узнала, что я снова собираюсь сбежать! Но только я хотела рвануться изо всех сил с воплем отчаяния, как поняла, что все-таки могу шевелиться. Я встала, прошлась по комнате. Щеки пылали от нервного возбуждения. Заклятье было ни при чем – на меня напал самый обычный страх!
Я быстро оделась, накинула на плечи старый черный плащ. Тайком спустилась на кухню. Двигалась я почти бесшумно, тишину дома нарушало только мерное посапывание пастора и остальных домочадцев. В кухне отыскала ботинки Люси, нашей посудомойки. Они немного жали, но все равно выглядели более надежными, чем мои изящные туфельки из тонкой кожи. Выскользнув во двор через заднюю дверь, я на минуту задержалась: захватила в сарае фонарь и коробок спичек.
Дом моей матери, как и остальные большие здания, стоял вдоль линии побережья. Ни деревья, ни другие строения не преграждали дорогу к океану, а значит, мне не было нужды идти по улицам. Достаточно незаметной тенью проскользнуть к кромке песка, а там остается только добежать до маяка. Боже, сколько раз я представляла себе это!
Маяк замыкал ряд корабельных мастерских с северной стороны. В отличие от Главного дока, где всегда кипит работа, по ночам тут тихо и пустынно. Кроме маленьких лодчонок, полных грязной дождевой воды, здесь и нет ничего.
Когда я, едва переводя дух, добралась до маяка, то вдруг подумала, что впервые окажусь с Тэйном наедине по-настоящему.
В темноте я долго шарила пальцами по ржавой двери, прежде чем смогла ее открыть.
– Эй, – тихо позвала я, зайдя вовнутрь.
– Забирайся сюда!
Голос Тэйна доносился сверху, из комнаты смотрителя. Я чиркнула спичкой и зажгла фонарь. Внутри маяка валялись груды мусора и камней, всюду торчали ржавые прутья. Серые крашеные доски, из которых когда-то сколотили лестницу, совсем прогнили и, казалось, едва выдерживали собственный вес, не говоря уже о том, чтобы по ним кто-нибудь поднимался…
– Я думала, мы все сделаем внизу, – сказала я громко, но Тэйн в ответ только коротко рассмеялся.
– Тебе предстоит терпеть боль несколько часов, пока я буду колоть тебе кожу, а ты переживаешь по поводу высоты? – крикнул он.
Я нахмурилась и осторожно встала на нижнюю ступеньку. Признаться, я вообще не задумывалась о том, как наносят татуировки. От моряков, правда, слышала, что только смельчаки решаются сделать наколку, а значит, что будет больно и понадобится потерпеть. Ходили слухи, что нередко вместо красивого рисунка, моряк получал заражение или кровоточащую рану, которая никак не заживала.
Поднимаясь по скрипучей покосившейся лестнице, я мысленно старалась отогнать страшные мысли, повторяя себе, что бояться кровотечения или инфекций в моем положении – непозволительная роскошь. Эти страхи может испытывать обычная девушка. Такая, что и разговаривать не стала бы с людьми в татуировках. Такая, в которую хотела превратить меня мать. Такая, которая мечтает стать настоящей леди, а никак не ведьмой. Ну а я должна избежать убийства, так что боль по сравнению с грозившей мне смертью – сущий пустяк.
Тэйн с фонарем поджидал меня на самом верху лестницы. Днем из комнатушки под куполом открывался потрясающий вид на Нью-Бишоп и океан. Ночью же вокруг простиралась сплошная мгла, и я представила, что мы находимся не в маяке на краю города, а на грот-мачте китобойного судна, окруженного бесконечным черным океаном.
Тэйн уже подготовился. Его предусмотрительность меня даже удивила – на пол он постелил грубое белое одеяло. Один уголок прижимала маленькая чашка с сажей. Рядом лежали две палочки. Одна напоминала обычный деревянный штырь. Вторая, около фута длиной, – тонкая, с изогнутым кончиком, немного похожая на узкий, миниатюрный скребок.
– Вот этим? – Мой голос дрогнул. Я прокашлялась и затем спросила спокойным тоном: – Вот этой штукой будешь делать тату?
– Да, – ответил Тэйн. – Я сам ее смастерил. Присаживайся.
Он указал на одеяло, и я, подобрав юбки, присела. На мгновение подумалось, что в другой жизни и в другое время это было бы пусть глупым, но весьма романтичным приключением. Полночное свидание на заброшенном маяке приемной дочери пастора и молодого гарпунщика, чье тело сплошь покрыто татуировками! Почти как в дешевых бульварных романах! С минуту Тэйн внимательно смотрел на меня, пока я пыталась подавить приступы тревоги и беспокойства.
– Что такое? – не выдержала я.
– Где мне… – Тэйн запнулся, и хотя свет фонаря не освещал его лица, могу поклясться, он покраснел от смущения.
– Что значит: где тебе? – спросила я и тут же догадалась, о чем он – надо было решить, где наносить рисунок. Щеки мои тут же вспыхнули, и я смутилась ничуть не меньше, чем Тэйн.
– А должно… должно быть какое-то определенное место для этой татуировки? – поинтересовалась я, стараясь на него не смотреть.
– Обычно ее набивают на плече.
Я озадачилась, представив, как буду выглядеть в этих идиотских платьях с открытыми плечами и декольте, которые мать заставляла меня надевать на всякие светские мероприятия.
– Но это необязательно, – добавил Тэйн. – Она будет защищать в любом случае. Неважно, где мы ее сделаем.
Теперь мы смутились еще сильнее, потому что затруднялись придумать такое место на моем теле, которое не увидела бы мать и которое не стыдно было бы показать ему. У меня мелькнула мысль, что так мы можем колебаться до самого рассвета, не осмеливаясь что-то сделать.
– Ну что ж, – сказала я решительно и скинула левый ботинок, пока мои нервы окончательно не сдали. – Ради бога, Тэйн, отвернись!
Он сморгнул, затем закрыл глаза и отвернулся. Я же, стараясь не замечать, как неистово колотится мое сердце, сдернула с себя кружевные панталоны и отбросила их в угол комнаты. Полностью обнажив левую ногу, я подоткнула юбки вокруг правой – хоть какое-то подобие пристойности в таких обстоятельствах.
– Все, – сказала я, и Тэйн повернулся.
Я уставилась на него, стараясь прочесть выражение лица. Он смотрел куда угодно, только не на меня и уж тем более не на мою ногу. Раньше мне никогда не доводилось оставаться с парнем наедине. Даже представить себе такого не могла. И уж конечно никогда не показывала никому обнаженного тела. В темноте моя кожа светилась белизной, а тонкие волоски в свете фонаря казались крошечными золотыми нитями.
